— Ну, чего ты полтинники свои на нас уставил, бросай «волыну»! — полуамбалы пошли на своего шефа.
Голубчик опять выругался, потому что не было у него другого оружия.
— Да подавитесь!
И он швырнул пистолет в дыру, которая образовалась на месте отвалившейся стены.
— Чтоб вам всем хвосты отбросить, волки трусливые!
Но это был еще далеко не финал его мучений. Сверху, из-под купола, стал спускаться трос, к которому была привязана крепкая веревка.
— Слушай мою команду, ребята! — проговорил динамик. — Берите Голубчика и веревкой крепко привяжите к тросу!
— Нет! — заорал Голубчик. — Не хочу, не надо!
И дальше с ним случилось то, что культурно называется медвежьей болезнью… Знаете, что это такое? Это когда человек от трусости… ну, как говорится, «делает в штанишки».
Такая именно оказия случилась и с Голубчиком. А находясь в лучах прожекторов, под куполом цирка, скрыть это невозможно! Почти без сопротивления Голубчик дал себя связать. Затем трос пошел вверх, Голубчик издал дикий вопль, а потом еще и еще. Тут уж ничего не поделаешь: ведь человек не птица, и для него вполне естественно бояться высоты.
Колесики блоков стали вращаться, трос потянуло в сторону, Голубчик заорал не своим голосом, он оказался висящим над пропастью, над бездной. Но это, к счастью для него, продолжалось недолго, трос стал опускаться, опускаться… Когда до арены оставалось, может быть, метра полтора, трос остановился. Это Тамара Романовна его остановила, она управляла механизмом, сидя в одной из кабин, спрятанных над верхним ярусом.
А на арену вышел старый Олава:
— Сам виноват, парень! Договаривались, что ты придешь один. Теперь не причитай!
Голубчик хотел заорать, обозвать этого ненормального циркача, но тут же сообразил, что он совершенно беспомощен. С ним сейчас могут сделать все, что захотят… Вот как бывает. Каких-то двадцать минут назад он был тут главным, сильным — со своей командой, с оружием в кармане. И вдруг болтается, словно… кое-что в проруби.
— Теперь слушай, что от тебя потребуется! — Олава махнул рукой, и Голубчик почти совсем опустился на арену, он сейчас касался ее носками своих ботинок. — Наше условие такое: ты навсегда должен забыть о той девочке, о Лиде Берестовой! Иначе пленки вот с этого, — Олава вынул прозрачную папку, в которой Голубчик живо узнал свои бумаги, — иначе они попадут — куда ты совсем не хочешь! И тогда тебя достанут где угодно — в лагере, в камере, на свободе… Уяснил? И если хоть волос упадет с головы артистов моей труппы…
— Кто это? — глухо спросил Голубчик
— Люди Джона Сильвера! — Тут трос еще удлинился. Олава развязал Голубчика, и тот оценил наконец, какой огромный и могучий человек стоит перед ним. — Прощаю на первый раз. Но запомни: сделаешь что не так, сильно пострадаешь!