- Добре. Как железо они получают, понятно. Здесь только руды болотные, а вот то, что кирпича я у них не увидел, и домишки плохонькие стоят, так это тебе флаг в руки, твоя идея была кирпичи строгать.
- Ну да, моя. Лучше будет ежели я по мастеровой части пойду… Тьфу… Правильно ты говоришь, уже начинаю местные обороты речи заимствовать.
Домишки внутри тына были действительно аховые. С точки зрения будущего, конечно. Да и что можно построить за пару лет, особенно если еще и другими делами надо заниматься. Одна улица с двумя рядами полуземляночных домов, разгороженных между собой жердяными изгородями, либо плетнями. Каждый длиной метров восемь-девять с двухскатной крышей, упирающейся концами почти в землю и покрытой дерном. Двери в дома были с обоих концов. Как высказал предположение Вячеслав, увидевший выбегающую из задней двери козу, подгоняемую хворостиной бегущей за ней девочки лет шести-семи, используются эти строения не только для людей, но и для скотины. Задняя дверь как раз для живности и служит. По крайней мере, зимой, в сильные морозы. Хотя отдельные пристройки для скотины тоже стояли, сбитые из жердей и обмазанные кое-где глиной. Вокруг копошились курицы, другой же скотины видно не было. В первую очередь, конечно, из-за недостатка места за изгородью. Как узнали потом от Антипа, скотину пасли на дальнем выгоне, потому как ближняя пажить весной иногда заливалась водой и высыхала не скоро. Труб на полуземлянках видно не было, значит, топились они по-черному. Исключений было два. Рядом с воротами, на небольшой площади, стоял деревянный двухскатный сруб с высокой подклетью. К входной двери дома вела длинная пологая лестница, более похожей на мостки, однако и в подклеть был заход снаружи, выглядевший как небольшая дверца в половину человеческого роста. Судя по сиганувшему в парадный вход дружиннику, который перед этим открывал им калитку, это была дружинная изба. Тут и дымоход торчал, и рядом народ толкался, вылезший поглядеть на гостей и степенно здоровающийся по очереди с Любимом, Сварой, Антипом, гостями, но с расспросами не лезший. Вторым исключением был дом кузнеца, примыкавший к тыну в дальнем угле веси. Это был небольшой сруб, рубленный в лапу и объединенный под одной крышей с хлевом. Труба тут, к сожалению, тоже отсутствовала.
По приходу на место, вещи были сложены в отведенную им поветь на жердяной настил, служивший, видимо, для хранения сена. Рядом была пристроена сараюшка с глинобитным очагом для приготовления пищи. Свара сразу уединился около колодца напротив с бойкой молодухой, служившей, видимо, главной распространительницей новостей в веси. А остальные, умывшись с дороги и помолившись, войдя в дом, на образа (причем вся команда, не исключая обученных заранее мальчишек, слаженно осеняла себя двуперстием, хотя за хозяином слова молитвы, кроме Михалыча, никто не повторял), сели вечерять. Пища была предложена немудреная, но голод путешественников прекрасно утолила. Сыто, оказавшееся холодным медовым напитком, приправленным сбором ароматным трав, щи и гречневая каша с мясом. Хлеба не было. После ужина, Любим, сославшись на дела, покинул их на некоторое время, а Вячеслава за руку уволок в хлев Антип, всю дорогу от кузни что-то у него выведывавший. Ребятам было дано задание разобрать и сложить по кучкам все вещи, а Михалыч с Николаем присели около сарая разложить по полочкам увиденное перед вечерним разговором с десятником. Минут через пятнадцать из хлева вышел Вячеслав, вытирающий руки пучком соломы, и Антип, семенящий от него слева и вопросительно заглядывающий в лицо: