- Ну вот, еще один спектакль устроили. Эдак я заделаюсь актером на потеху местной публике… Что, совсем ничего не понял из моих слов? Ну, скоморошьи представления видел? Так вот, я - Петрушка. А Пычей то, Пычей… как играл, как играл! Правильно мы сделали, что перетянули его на свою сторону… Хотя… кто его знает, может это он нас перетянул на свою… Но каких трудов это стоило. Я не сколь от тюка вспотел, сколь от попыток вдолбить в его голову, как себя вести нужно и от попыток узнать, кто тут что из себя представляет… - спустя несколько минут молчания, Михалыч добавил что-то совсем Антипу непонятное, - я теперь знаю, как бледнолицые индейцев обманывали. Слишком те были доверчивыми… и чересчур падкими на блестящее… як вороны. Ну да ничего, исправим.
***
Вячеслав осторожно выглянул из угла и перебежкой достиг дружинной избы, где, нырнув в подклеть за сопровождающим его дружинником, немного перевел дух и широко зевнул.
Выспаться почти не получилось. Ночь, опустившаяся на весь вместе с проливным дождем и последующей туманной взвесью, загнала всех, кроме дозорных, по избам, и Вячеслав тоже нырнул в первую попавшуюся землянку, когда увидел в ней знакомые ему лица. Там он, не долго думая, с трудом выпросил и начал рвать чистые холсты на бинты, кипятить их, и одновременно готовить отвар цветков ромашки, тщательно фильтруя его. Такой отвар являлся одновременно и антисептическим средством и был хорош для заживления ран. Однако, на всякий случай попросил первого попавшегося нарвать и принести ему подорожника. Видимо, авторитет Вячеслава, практиковавшего в эти дни скотину, взлетел на небывалую высоту и тот без слов принес требуемое, даже сполоснув колодезной водой. Вячеслав отложил подорожник в сторону вместе с предварительно собранными первыми цветками тысячелистника, чтобы в случае нужды мелко порезать и накладывать получившуюся кашицу на неглубокие раны и порезы. Сам же выложил из своего мешка сушеный бледно-зеленый торфяной мох, запасы которого наготовил в последние дни. Его он собрался использовать вместо ваты, да и как антисептик тот был очень хорош. Также в кипятке была продезинфицирована шелковая нить и водкой нож и обе иголки, одна из которых была заранее нагрета Николаем на огне и согнута полумесяцем для того, чтобы швы можно было накладывать, не сдавливая края раны. А дальше… дальше ночь отразилась в памяти Вячеслава калейдоскопом событий, на которые он еле успевал реагировать.
Сначала для разминки принесли дружинника со стрелой в икроножной мышце. Иссечением Вячеслав стрелу достал, вычистил и промыл остывшим настоем ромашки рану и даже успел зашить, после того, как кровь остановилась. Но только успел наложить ему повязку (поначалу подумав для более быстрого заживления обойтись без этого, но, поглядев на ползающих по полатям здоровых черных тараканов, сразу же передумал) и отпустить с сопровождающими, как пришли два ополченца, прижимая к голове какие-то подозрительные тряпицы. Отругав их на чем свет стоит, хотя, в общем, было особенно не за что, Вячеслав занялся их ранами, а тряпицы бросил в огонь. Одному стрелой оторвало кусок уха и дело кончилось дезинфекцией и перевязкой, а второму срезнем располосовало полщеки и тут уже новоявленному доктору пришлось попотеть, зашивая длинный разрез. Руки после такого шитья уже начали дрожать. В качестве платы Вячеслав заставил их наколоть и принести еще лучин, что заняло всего пару минут. Но за это время лекарь немного отдышался и сообразил перебраться в дом Любима, где было гораздо чище, и был нормальный широкий стол, который можно было бы использовать в качестве операционного, абы появится такая нужда. Собрав все свои инструменты, лекарства и не забыв упомянутые лучины, Вячеслав перебрался с помощью недавних пациентов в новые палаты. Отослав помощников к десятнику, чтобы предупредить о своей новой дислокации, он даже успел до следующего раненого провести мокрую уборку помещения.