В детстве я верил, что кровь Мага из Магов Дамира рано или поздно возьмёт своё и во мне обнаружатся способности потомственного волшебника. Время показало, что надеялся я зря; никогда мне не приходилось сожалеть об этом так горько, нежели в тот вечер, дождливый, натянутый между трактирами, как вывешенная для просушки шкура.
Будь я магом… Разве опустился бы до игр с Черно Да Скоро? Разве ввязался бы во всю эту историю со сватовством? Время течёт, за секундой секунда, и, чтобы спасти свою жизнь, я вынужден валять дурака. Как они мне все надоели — и Солль, и Алана, и эта истеричка Танталь!..
Ни один из предыдущих трактиров мне не понравился. Этот — «У землеройки» — был первым, не вызывающим отвращения. Я уселся за тяжёлый, нарочито грубый стол и потребовал вина.
Вероятно, я сохранил вполне внушительный вид — потому что сам хозяин явился обслужить меня, и, глядя, как этот молодой ещё, коренастый человек наполняет мой стакан, я ни с того ни с сего пробормотал:
— Приятель, а нет ли здесь в городе мага? Настоящего мага, я имею в виду? Не шарлатана?
Всё-таки «Землеройка» была на моём пути уже пятой. А может быть, и шестой.
Хозяин аккуратно поставил кувшин на тёмную от времени столешницу. Либо он был от природы невозмутим, либо каждый третий посетитель расспрашивал его об окрестных магах.
— Так ведь, благородный господин… нынче маги, они какие маги. Это давно ещё, когда папаша мой молоденек был, был в городе волшебник, в университете, декан Луаян. — Он улыбнулся, будто вспомнив о приятном. — А ещё был такой человек, без роду, без имени, просто Скитальцем его звали… Во-он за тем столом, — он указал куда-то в угол, на ширмочку, из-за которой выглядывали две вросшие в пол ножки, — вон там сиживал, на день Премноголикования, каждый год… Я ещё мальчишкой его помню. Вроде был он маг, и полковник Солль с ним на встречу каждый год хаживал, отец мне ещё болтать о том запрещал, ремнём грозился… Но не ходит больше. Давно… Лет, почитай, все десять. Ещё папаша был жив…
Возможно, добрый трактирщик польщён был вниманием столь видной личности, как я. А может быть, он просто проникся ко мне симпатией, потому что четыре трактира подряд сделали мою физиономию особенно обаятельной; я же, если и содрогнулся при имени Солля, внешне этого никак не показал.
Спустя некоторое время к нашему разговору подключились завсегдатаи; мне уже ничего не требовалось говорить — только кивать и слушать. Да ещё, пожалуй, кусать локти.
Я допустил грубую оплошность — радостным победителем вломился в семью Соллей, не наведя предварительно справки об этой семье. И тут же был наказан: эта самая Танталь, которой я так ярко расписал все мерзости, присущие комедиантам, эта самая Танталь была в прошлом бродячей актрисой, и неудивительно, что ей захотелось отомстить мне — пусть неумно и неубедительно, но достаточно болезненно…