— И что теперь, тварь? — зло покосилась на вампира Энин, не чувствуя собственного тела, понимая, что не принадлежит сама себе. — Изнасилуешь меня, как и свою служанку? Силой и магией заставишь меня вынашивать твоих ублюдков? Как делал с ней?
— Замолкни! Ты ничего не знаешь, — огрызнулся вампир, подошел ближе к пленнице и хищно облизнулся. — Батури умеет выбирать себе угодниц…
— Да, он не любит серых и молчаливых мышей, которые позволяют себя насиловать и терпят обиды.
— Не смей говорить о ней так!
— Батури смешает тебя с пеплом. Пеплом твоей бездетной служанки.
— Языкатая дрянь! — стиснув зубы, процедил Веридий и несколько раз ударил Энин по лицу.
Мысли о той, которой уже нет, мысли о Марте не давали покоя. Ливуазье был в ярости. Рыжеволосая бестия умело давила на болезненные, свежие раны, но именно эта злость пусть и не отрезвляла, но возвращала рассудок.
— Хочешь найти себе новую потаскуху, пока пепел старой еще не успел остыть? Я не сгожусь на эту роль. При первой же возможности вгоню тебе в сердце осиновый кол.
— Он не поможет, — выдохнул Веридий и, шатаясь, пошел прочь из лаборатории. — Приведи себя в порядок! — снимая свое заклинание, из-за двери выкрикнул он. — Завтра ты предстанешь перед святыми людьми.
Ливуазье на секунду задержался у винного склада, стянул бутылку бенедиктина. Подумав, взял еще одну и побрел в спальню Марты, в спальню, в которой трижды зачинал себе наследников, но ни разу не увидел в колыбели у кровати родного ребенка. Лишь однажды там ночевал чужой младенец, который теперь по вине герцога обречен на смерть.
* * *
Холода пришли в одночасье. Казалось, еще вчера природа была погружена в унылую и пасмурную осень, а уже сегодня лютовала зима, которая щедро развеивала вокруг снежные хлопья и наполняла ветер невыносимой стужей.
Клавдий спешил. Он жаждал крови. И не обязательно на клыках — достаточно на клинке. Батури мчал по горячим следам, надеясь догнать похитителей до того, как они скроются в замке Каэля. В противном случае справиться с ними будет во стократ сложнее.
Лютый, натужно завывающий ветер, несущий с собой крупные снежные хлопья, глушил все звуки и застил глаза непроницаемым белым покрывалом. И все же удача улыбнулась Батури. Он не увидел преследуемых, не услышал стука копыт, но уловил ругань, брань и крики. Клавдий спикировал ближе к земле и закрыл себя магическим щитом, чтобы чувствительные к опасности вампиры не смогли его учуять.
Вскоре Батури различил в белой стене снегопада семь коней, которые мчали галопом и были быстрее разбушевавшегося ветра. Казалось, животные не обращают внимания на непогоду, а всадникам плевать на то, что путь невозможно разглядеть. Видимо, им не нужны были глаза, чтобы видеть прочерченную во внутренних взорах стезю.