— Куда? — вырвал Назарина из череды мыслей голос привратника.
— Прочь из этого города…
— Рано еще, подъем не пробили, — охладил пыл путника караульный и взялся за рукоять меча: от одного вида пришельца по коже пробежал мороз, а сердце сковало дурное предчувствие. — Позже, говорю, приходи: пока не время.
— Самое время…
В тот же миг забил колокол на городской ратуше, ознаменовав начало нового дня. Караульный недоуменно покосился на незнакомца, но не решился его задерживать и пропустил. Покинув Фиор, оставив за своей спиной первого убитого, Назарин вновь подумал о начатой им игре, которая для многих фигур закончится по ту сторону Смерти, и хитро улыбнулся своим опасным мыслям.
Игра началась.
Я вызываю и заклинаю вас, о духи бездны, и вооруженный властью, данной мне Высочайшим Величеством, строго приказываю вам именем Beralanensis и именами Могущественнейших Принцев, Джинов, Liachidee и Genio Liachidi.
Я вызываю и заклинаю вас, о духи бездны, Тем, Кто произнес Слово и было сделано, Тем, Кому послушны все существа; днем Страшного Суда; четырьмя зверями с глазами спереди и сзади.
Я настойчиво вызываю вас, чтобы вы появились здесь, перед Кругом, и реализовали мою волю относительно всех вещей, которые меня привлекают.
«Книга Правды и Лжи» Изорно Вэрий дей Ностра ди Амус
Блеклый страж медленно, с усилием, взбирался на ночной небосвод. Напряженно мерцал, одаривая землю холодным, призрачным светом. Охраняемые им небесные узники разбегались вокруг и, щурясь, взирали вниз горящими огоньками глаз. Бережно растрачивая свет, они слабо озаряли небольшую поляну, на которой грелся у костра человек. Под жалостливые взгляды звезд и луны к нему подползали отбрасываемые деревьями тени. Словно тонкие пальцы мертвеца, они хватали его за одежду, тянули к лесу. Но добродушный огонь отпугивал их, не давал приблизиться вплотную, защищал, как чародейский круг.
Человек коротко вздрогнул, будто нутром почувствовал затаившуюся позади опасность. Обернулся. Огляделся по сторонам. Не найдя ничего подозрительного, вновь уставился на плясавшее и печально потрескивавшее пламя. Огонь засуетился, задрожал, будто услышав приближенье опасного врага. А в следующий миг протяжным, гулким голосом завыл ветер, загудел, как боевой горн, трубивший тревогу, и обрушился на островерхие пики деревьев. Заскрипели стволы дубов и грабов, зарыдали, как матери погибших в сраженьях сыновей. От их плача ветер разгорячился, ударил по неподвижным исполинам с еще большим ожесточением. Вдруг показалось: деревья рухнули — столь низко прильнули они к земле. Но выпрямились и под неумолкающие крики стихии продолжили гнуть в бессмысленных, лебезящих поклонах оголенные головы и заискивающе, удивленно всплескивать безлиственными руками-ветками. Вместе с ветром пришел пробиравший до костей мертвый холод. Сандро съежился, плотнее укутался в дорожный плащ и ближе придвинулся к испуганному пламени. Дрожащей рукой подбросил в костер несколько поленьев. Огонь, нехотя поглотив промороженную древесину, замерцал, выровнялся и запылал ярче. На мгновение стало теплее…