Мелани Грин оставалось жить всего несколько недель: такова была профессиональная оценка доктора Белла. На сей раз она сделала домашнее задание, принеся три — надо же, целых три! — предсмертные записки. Не то чтобы они ему были так уж нужны. Если уж он не сумеет убедить несчастную девицу расстаться с жизнью, тогда ему пора снимать докторскую табличку с двери. Ошибок на сей раз быть не должно.
Она рассказала ему, как ездила к дому отчима, как планировала рассказать его новой жене о его сексуальных пристрастиях и как отказалась от этого, увидев девочку. У нее сдали нервы, что было типично для Мелани: не исключено, что это послужит для нее небольшим препятствием на пути к тому, чтобы достойно уйти. Но лишь небольшим.
— Что вас остановило? — поинтересовался Белл. — Вы собирались поведать об этом его новой жене, так почему было не рассказать его новой дочери о том, что он совершил?
— Ну, во-первых, ей всего лет шесть. Может, семь.
— И вы считаете, что шестилетнему ребенку не следует слышать о таких вещах?
— Да, конечно.
— О вещах, которые с вами делали почти в том же возрасте? Когда вам было семь?
— Я считаю, что маленькие дети не должны даже знать об этом, а уж тем более это делать. А вы думаете, что с шестилетними детьми надо говорить об оральном сексе?
— Сейчас важнее всего то, что чувствуете вы, Мелани.
— В общем, я ни за что не стану говорить об этих штуках с ребенком. Но я остановилась просто от потрясения. Ну, то есть мало того что Ублюдок опять женился и, видно, собирается опять превратить жизнь женщины в ад. Но то, что у него снова маленькая девочка… Это меня просто ошеломило. Меня чуть машина там не задавила. Ей предстоит пережить то же, что и мне, со всеми этими рыбалками, яхтой, «Волшебным миром».
Доктор Белл почувствовал, что утрачивает контроль над собой. В его ладонях вдруг стал нарастать жар, и он поймал себя на том, что представляет себе, как душит ее, трясет ее, кричит ей в лицо: «Ты что, не видишь? Тебе здесь не место. Окажи нам всем любезность и убей себя раз и навсегда». Он с трудом унял бешеный стук сердца в груди. Он решил увести Мелани от ее настоящего — назад, к ее травмам.
— Что было хуже всего в этом? Тогда, когда вы были девочкой. Что было самым-самым ужасным? Физическая боль?
Мелани покачала головой.
Еще минута, и она начнет жевать костяшки пальцев, подумал Белл.
Словно повинуясь его желанию, она поднесла левую руку ко рту и стала грызть одну из косточек.
— Обычно не было никакой физической боли. Только раз или два, когда он, когда он… ну, вы понимаете. О господи. Когда он сзади…