— Что такое? — спросила у него за спиной Келли. — Что-то не так?
— Я просил закрытый гроб, — удалось произнести Кардиналу. — Не думал, что еще ее увижу.
— Ну да. Я тоже.
Они вошли внутрь и стояли не двигаясь. Комната растянулась в розовый туннель, в конце которого Кэтрин лежала в ожидании, невозможно прекрасная.
Наконец Келли сказала:
— Хочешь, я их попрошу его закрыть?
Кардинал не ответил. Он пересек зал медленными, нерешительными шагами, как будто пол под ним мог в любую секунду расступиться.
Много лет назад, когда в этом же помещении лежала мать Кардинала, фигура в гробу мало чем напоминала ее при жизни. Болезнь, поразившая ее, не оставила и следа от жизнерадостной, волевой женщины, которая любила его всю жизнь. И с отцом вышло так же: лишившись очков и своей воинственности он казался совершенно незнакомым человеком.
Но Кэтрин осталась собой: широкий лоб, пухлые губы со скобочками по бокам рта, вьющиеся каштановые волосы, живописно спадающие на плечи. Каким образом Десмонды уничтожили следы повреждений, причиненных ей падением, Кардиналу знать не хотелось. Сейчас это опять была его прежняя жена, с гладким лицом, с щеками без шрамов.
Увиденное швырнуло его в какое-то новое измерение боли. «Боль» — это было недостаточно сильное слово для того, чтобы описать эту обитель скорби.
Время сделало поворот, и вот он уже скрючился на одном из розовых диванов, измотанный, сотрясающийся от рыданий. Келли сидела рядом с ним, стискивая пропитанный влагой комок салфеток.
Кто-то заговорил с ним. Кардинал неуверенно поднялся на ноги и пожал руки мистеру и миссис Уолкотт, соседям по Мадонна-роуд. Оба были учителями на пенсии и почти все свое время проводили в перебранках друг с другом. На сегодня они, видимо, решили заключить перемирие и теперь выступали единым фронтом, выражавшим тихое официальное сочувствие.
— Мы очень сожалеем о вашей потере, — произнес мистер Уолкотт.
Миссис Уолкотт проворно шагнула вперед.
— Такая трагедия, — заявила она. — И в такое чудесное время года.
— Да, — ответил Кардинал. — Кэтрин всегда больше всего любила осень.
— Вы ведь получили запеканку?
Кардинал посмотрел на Келли; та кивнула.
— Да, спасибо. Вы очень добры.
— Надо будет только ее заново разогреть. Двадцать минут при двухстах пятидесяти градусах, этого хватит.
Стали прибывать остальные. По одному они подходили к гробу, чтобы постоять рядом; некоторые вставали на колени и крестились. Здесь были преподаватели из Северного университета и местного колледжа, где Кэтрин вела занятия. Бывшие студенты. Седовласый мистер Фиск, которому в течение нескольких десятилетий принадлежал одноименный фотомагазин, пока наконец его вместе с половиной Мэйн-стрит не вытеснил «Уол-Март» с его губительными щедротами.