…вылупив зенки…
И Лидия увидела, как увеличились глаза маркизиного супруга и буквально вылезли из орбит, налившись темной кровью. Испуганно подскочив на софе, она закричала:
– Пиши по теме, а не всякую гадость.
В романе с потолка вдруг посыпались дохлые воняющие рыбы, раздавленные пивные банки, мусор с соседней помойки. Муза Лидия Михайловна застонала, как от внезапной зубной боли, и, вырвав ручку, жирно зачеркнула слово "гадость".
За окном просыпалось утро: небо слабо светлело; снег чавкал под ногами первых пешеходов; в магазин под домом привезли товар, и нервный экспедитор орал на сонного продавца, выкидывая из кузова гремящие коробки с водкой. Но творческий процесс который час топтался на месте.
Может бодрые звуки трубы разгонят, наконец, эту сонную одурь?
Музыкальный инструмент все также сиротливо стоял в углу, словно дожидаясь своего часа. Лидия, немного поежилась — может, еще и не получится. Она только пионеркой немного дула в горн, ей даже благодарность тогда объявили на сборе отряда. Труба была необыкновенно длинной и тонкой, но по весу, словно лебединое перышко. Мундштук, выточенный из теплого желтого камня, загадочно светился. Перехватив поудобнее узкое тело трубы, Лидия поднесла ее к губам и что есть силы дунула, но сразу закашлялась, вся, закрасневшись. Труба издала тихий, немного заунывный писк и замолкла на полутоне. Будто в ответ, в дверь, раздался долгий и настойчивый звонок.
– Зинка вернулась!
Но, разглядев в узкий пятачок дверного глазка нечто совершенно не напоминающее человека, муза похолодела от ужаса. Многое повидала Лидия Михайловна, многое могла бы понять, но делегацию покойников с местного кладбища, пришедших на страшный суд, она не восприняла как следствие своего неумелого обращения с трубой апокалипсиса. Поэтому, забыв, что она сама, вроде как, тоже уже не живая, Лидия Михайловна заорала, бросилась к Генке и спряталась за его сутулой спиной.
Дверь отворилась сама.
Автор любовных романов оказался гораздо смелее своей музы, он, даже, поздоровался, осведомился о здоровье новоприбывших и предложил им располагаться здесь же на ковре. Сам же, прижимаясь спиной к стенке, пролез в кухню, плотно затворил дверь и, для верности, забаррикадировал её кухонным диванчиком.
– Так я не понял, что за базар? — первым начал криминальный авторитет, недавно убитый на пороге своего дорогущего коттеджа. Весь в цепях, словно старинный мученик, он деловито повертел на окостенелом пальце здоровущий перстень. — Лежу я себе тихо, никого не трогаю, вдруг, гам, тара-рам — выкидывает меня из комфортабельного, со всеми удобствами гроба, не дав дослушать любимую песню, и тащит сюда — зачем я хочу знать?