– Вы меня в чем-то подозреваете? – вызывающе спросила она. – Тогда изложите ваши подозрения более конкретно.
– Да я вас пока ни в чем не подозреваю, – смешался капитан, – я только прошу вас ответить на мой вопрос.
– Да с чего вы взяли, что это мой поросенок? – спросила она, сделав невинные глаза.
Неискушенный Сеня Гудронов принял вопрос за чистую монету, но режиссер Кирилл Мефодьевич, слушающий их беседу, тут же поморщился, поскольку уловил фальшь в Людмилиных словах. Великий режиссер Станиславский сказал бы свое знаменитое «Не верю!».
Однако вмешиваться Кирилл Мефодьевич не стал – это же не репетиция пьесы. Вот на сцене он бы Людмилу за такое взгрел. А остальное – не его дело.
– Вы играли поросенка Пятачка на утреннике неделю назад? – спросил Гудронов.
– Ну я. – Она покосилась на режиссера и беспокойно облизнула губы.
– Вам вручили этот сувенир? – настаивал Гудронов.
– Ну да... наверное... я не помню.
– Так вы можете предъявить мне своего поросенка? – Против воли Гудронов повысил голос.
– А в чем, собственно, дело? – вмешался режиссер. – Что не так с этим поросенком?
– Это не поросенок, а улика, я должен соблюсти тайну следствия, – уклонился от ответа капитан.
– Этих поросят было много, отчего вы прицепились именно к моему поросенку? – задала Ирискина очень здравый вопрос.
Сеня Гудронов не мог на него ответить честно, что остальные десять поросят пропали в неизвестном направлении, поэтому он хотел промолчать со значением – дескать, идет следствие, посторонним о том знать не положено, но получилось у него молчание неуверенное, он мялся, как троечник у доски.
– Так как насчет вашего поросенка, – напомнил он, – вы можете его мне показать?
– Да не помню я, куда он делся! Выбросила, отдала кому-то! – выкрикнула Людмила со слезами в голосе, и снова режиссер слегка поморщился, потому что слезы были очень ненатуральными. – Конечно, если бы я знала, что поросенок понадобится милиции, я бы уж его под стекло положила, или в сейф заперла, или директору театра отдала на хранение, чтобы не потерялся. – На этот раз в голосе ее было вполне искреннее ехидство.
– А где вы были вчера в первой половине дня? – опомнился Гудронов. – Тоже забыли?
– Отчего же, здесь, в театре была, на репетиции, вон Кирилл Мефодьевич может подтвердить, – радостно ответила Л. Ирискина.
– Да? – Гудронов обескураженно развел руками. – Ну что ж, пока у меня все, больше вопросов не имею.
– У вас дети есть? – оживился Кирилл Мефодьевич. – Контрамарочку на утренник не хотите взять?
– Нет у меня детей! – мрачно сообщил Гудронов. – Счастливо оставаться!