Дыхание морфлинистки замедляется и переходит в поверхностные, прерывистые всхлипы. Свободная рука возит в крови на груди, делая мелкие, извивающиеся движения, которыми она так любила наносить краски.
— Я тогда ещё не подозревал о радуге. Цвета быстро появляютсяи так же быстро исчезают. Мне никогда не удаётся ухватить их, только пятнышко синего там, мазок пурпурного здесь... И опять они уходят, растворяются в воздухе...
Девушка, похоже, заворожена словами Пита. Зачарована. Она поднимает дрожащую руку и рисует что-то на его щеке. Я так думаю, это цветок.
— Спасибо, — шепчет он. — Очень красиво.
На мгновение лицо наркоманки освещается улыбкой, с её губ срывается еле слышный писк. Затем её вымазаная кровью рука падает обратно на грудь, она издаёт последний вздох... Звучит выстрел из пушки. Пальцы, ещё недавно с силой цеплявшиеся за мою руку, безвольно разжимаются.
Пит относит её и опускает на воду, потом возвращается ко мне и садится рядом. Наркоманку относит волнами в сторону Рога, затем появляется планолёт, из него вываливается захват с четырьмя когтями, подхватывает её, уносит в ночное небо... И это всё.
Возвращается Дельф. В руке у него зажат пучок моих стрел, всё ещё мокрых от обезьяньей крови. Он высыпает их на песок рядом со мной.
— Подумал, может, они тебе ещё пригодятся.
— Спасибо, — говорю я. Принимаюсь бродить по мелководью, смывая кровь — и со своего оружия, и со своего тела. Когда я возвращаюсь в джунгли, чтобы собрать немного мха — вытереться, обнаруживаю, что трупы обезьян исчезли.
— Куда они подевались? — недоумеваю я.
— А кто его знает, — отзывается Дельф. — Лианы шевельнулись — и трупы исчезли.
Омертвев от усталости, мы сидим и пялим глаза на джунгли. Теперь, когда наступило временное затишье, я обнаруживаю, что в тех местах, где капли тумана осели на моей коже, появились струпья. Они перестали болеть, зато начали чесаться. Причём невыносимо. Пытаюсь найти в этом хороший знак: чешется — значит, заживает. Вглядываюсь в Пита и в Дельфа: они оба немилосердно расчёсывают свои изъеденные кислотой физиономии. Подумать только, даже непревзойдённая красота Дельфа сильно попорчена этой ночкой.
— Постарайтесь не чесаться! — говорю я, сама умирая от желания делать то же самое. Но, насколько мне известно, именно такой совет дала бы моя мать. — Не то занесёте инфекцию. Как думаете, уже безопасно попробовать снова добыть пресной воды?
Мы снова отправляемся к дереву, которое дырявил Пит. Пока он трудится, вставляя в отверстие желобок, мы с Дельфом стоим с оружием наготове. Но ничего угрожающего так и не происходит. Пит нашёл хороший проток, и вскоре вода уже струйкой стекает по трубочке. Мы утоляем жажду, потом подставляем под струю наши зудящие тела. Наполняем водой пригоршню раковин и возвращаемся на берег.