— Коварная Лили, — пробормотала Стефани.
— Да уж, — согласился Сэмми. — Она не из тех, кто полагается на случай. Но это был для нее хороший урок. Видишь ли, ее поймали, что называется, за руку, которая была все еще на рычаге, открывавшем люк. Трое свидетелей видели это. Скорее всего, она бормотала что-нибудь вроде: «Ой! Я только слегка оперлась на рычаг! Надеюсь, ничего серьезного не произошло?»
— Это ужасно!
— Похоже, ей дьявольски везло: она сравнительно легко отделалась. Ее всего-навсего уволили, — а могли и возбудить уголовное дело!
— Скажи мне, раз ты все это знал, почему ты не рассказывал об этом дедушке? Он ничего не упоминает об этой истории ни в рукописи, ни в своих записях.
— Почему? — фыркнул Сэмми. — По той простой причине, что Карлтон никогда не спрашивал меня об этом, вот почему. Он держал свои исследования в строжайшем секрете, можно подумать, он золото искал. Видишь ли, детка, так как он не рассказывал мне о том, что ему удалось раскопать, как я мог знать, чего ему не удалось? — Он сухо добавил: — Я многое могу, но я не экстрасенс.
— Ну конечно, нет, никто и не требует этого от тебя… Ну ладно. Берлин. Насколько я понимаю, Лили надоело стоять в кулисах? И она решила еще раз проделать свой старый фокус?
— Да. Но она извлекла неплохой урок из того, что случилось в Будапеште. И соответственно этот «несчастный случай» произошел далеко от здания оперы, а она обеспечила себе алиби — у нее была встреча с директором театра.
— Но как ей все это удалось?
— Очень просто. Она попросила кое-кого из друзей позаботиться обо всем, чтобы оставить свои собственные ручки чистыми.
— Попросила друзей?
— Коричневорубашечников. Видишь ли, она очень сдружилась с несколькими из них. Во всяком случае, в Берлине им прекрасно удалось то, что не получилось у нее в Будапеште. Всю эту историю преподнесли широкой публике как нелепую случайность — якобы австрийскую католичку по ошибке приняли за еврейку.
Стефани заметила, как задрожал бокал в руке Сэмми.
— В это невозможно поверить, — сказала она хрипло. — Избить до потери сознания женщину только из-за того, что ее посчитали еврейкой?
Стефани передернулась. Она легко представила себе эту сцену… группа молодчиков… ни в чем не повинная, беззащитная женщина — на нее нападают, ее бьют и пинают. И никого это не волнует, скорее всего, наоборот, в то время это одобряли.
Ужасно! Мир сошел с ума. Ужасно было и то, что певица с таким огромным талантом вынуждена была прибегать к подобным мерам, чтобы проложить себе дорогу.
— Продолжай свой рассказ, детка. Может быть, я помогу тебе восполнить некоторые пробелы.