Эти так сказать "идейные" предатели. Другие попадают в коллаборационисты по трусости, жизнь свою единственную и неповторимую спасая. Или от безысходности, ибо жить и кормить семью как-то надо даже и на оккупированной территории, а подходящих трудовых навыков, воли и совести не имеется.
Николай Иванович вздохнул. Все эти рассуждения, хотя и были очевидными проходили по графе "лирика". Для публичной пропаганды требовалось что-то иное, но ничего толкового на ум не приходило. Пропагандистская муза явно саботировала свои обязанности. Чтоб малость отвлечься, Николай Иванович включил радиоприемник и настроился на волну "Голоса Москвы". В эфире звучала песня из старого кинофильма "Генералы песчаных карьеров".
Я начал жизнь в трущобах городских.
И добрых слов я не слыхал.
Когда ласкали вы детей своих,
Я есть просил, я замерзал.
Вы, увидав меня, не прячьте взгляд.
Ведь я ни в чем, ни в чем не виноват.
За что вы бросили меня? За что!
Где мой очаг, где мой ночлег?
Не признаете вы мое родство,
А я ваш брат, я человек.
Вы вечно молитесь своим богам,
И ваши боги все прощают вам.
Край небоскребов и роскошных вилл,
Из окон бьет слепящий свет.
О если б мне хоть раз набраться сил,
Вы дали б мне за все ответ.
Откройте двери, люди, я ваш брат,
Ведь я ни в чем, ни в чем не виноват.
Николай Иванович довольно усмехнулся. Эту песню он вспомнил и записал лично, больше ее никто из попаданцев не припомнил. Пропагандистам она явно пришлась по душе за явную подрывную сущность, дополненную антиклерикальными мотивами. Песню перевели на четыре языка, и крутили по "голосу" довольно часто. Сначала Николай Иванович сомневался, что с этого будет большой толк. Ведь радиоприемники в трущобах нынче встретишь не часто. У обитателей же "роскошных вилл" они, разумеется, имеются. Но эти отнесутся к идее "открыть двери" обуреваемым желанием взять ответ за "все" деклассированным элементам примерно с тем же энтузиазмом, как финны обрадовались словам "…принимай нас Суоми-красавица…". Но в этой оценке Николай Иванович ошибся. Шлягер неведомыми путями распространился по миру в соответствующих целевых социальных группах, став там чуть ли не гимном.
Несмотря на все уговоры, Наташа не передумала. Свою тоску и страх за нее Сергей, как и подобает нормальному офицеру, глушил не алкоголем, а службой. Подчиненным можно было только посочувствовать, ибо гонял он их всех по полной программе, надеясь хоть немного приблизить час окончания войны и дать любимой лишний шанс на возращение.
Бесило только то, что как раз в этом деле его ОИБ уже немногим могло помочь стране. В вопросах стратегии, тактики, организации войск и тому подобного почти все что могли, они из "гостей" уже, так или иначе, вытянули и предали по команде. И если в дебюте войны еще можно было хоть как-то опираться на сообщенные "гостями" сведения, то миттельшпиль уже предстояло играть самостоятельно. А уж что там будет ближе к эндшпилю… Сводки с фронтов в ОИБ по старой памяти регулярно передавались, анализировались, но все прекрасно понимали, что особого смысла в этом уже нет.