Наши пехотинцы, прижимаясь друг к другу в тесных ячейках, ждали сигнала атаки. Эти тяжелые минуты перед броском тянутся мучительно долго и ложатся на душу гнетущим камнем. Кажется, что-то острое зацепило ее, но нарочно не отпускает и тянет с опаской, страшась, как бы она не оборвалась. Душа. Люди молча сидят. Каждый думает о своем, но ни один из них не допускает мысли, что атака, в которую он сейчас поднимется, будет для него последней. Нет! Нет! Об этом он не думает, хотя не сомневается, что уже через несколько минут погибнут многие из тех, кто сейчас находится рядом с ним, кто сейчас думает о том же. Но то они, а не он — думающий о них. И ему становится их жалко, у него появляется желание выразить каждому из них — тем, кто погибнет, свое сострадание. И лишь в самый последний миг он ожесточается, ему становится противно чувствовать свою расслабленность. «К черту! — отбрасывает он эту гнусную мысль. — Они тоже не погибнут. Никто не погибнет! Они будут атаковать вместе со мной долго-долго, а когда враг будет разбит, мы все вместе, исполнив свой солдатский долг, счастливо посмотрим друг другу в глаза».
За спиной из-за горизонта выглянул краешек солнца и осветил росистую траву розовыми лучами. И тут третий, наиболее мощный огневой налет обрушился на врага, а когда налет подходил уже к концу, с НП комдива передали сигнал: «Буря! 333… 333… 333…»
Дремов с нетерпением ожидал этого сигнала и, услышав его, скомандовал:
— Пламя! Пламя! В атаку, впере-ед!
Команда понеслась по окопам и, подняв людей, бросила их вперед, вслед за разрывами снарядов, на штурм вражеских позиций.
Чтобы атака была успешной, путь наступавшей пехоте прокладывали массированным огнем артиллеристы, а для подавления опорных пунктов в глубине обороны врага поднялась авиация. Над НП командира полка на бреющем полете пронеслось одна за другой несколько эскадрилий штурмовиков.
Атака полка была дружной, и Дремов вскоре увидел, как первый батальон, рота к роте, устремился вперед, показывая пример другим подразделениям. В окуляр стереотрубы Ивана Николаевича попал комбат Заикин, бежавший с поднятым над головой автоматом. Справа, слева и позади него стремительно продвигались бойцы батальона. Перед цепью наступающих рвались снаряды. Вражеская пехота, изредка отстреливаясь, поспешно отходила за высоту.
— Молодец комбат! Идет на полном заряде. Пора и нам двинуться вперед, — сказал Дремов майору Великому.
— Понял, — коротко ответил майор и скомандовал: — Свертывать НП! Зубков, рацию за командиром.
Прежде чем тронуться в путь, Дремов внимательно посмотрел по сторонам. Соседние полки не отставали, также подходили к гребню высоты. Дремову было неизвестно о том, что в наступление было брошено лишь несколько правофланговых дивизий, в то время как на левом крыле фронта продолжалось ожесточенное оборонительное сражение. Не знал он и конечных целей предпринятого наступления, но ясно понимал, что сам факт перехода в наступление свидетельствует о том, что ударная группировка противника потеряла шансы не только развить кое-где начатое продвижение, но и удержать свои заранее подготовленные позиции. «Следовательно, от каждого командира требуется предельное напряжение, чтобы закрепить перехваченную инициативу», — думал он.