И Аннушка и дочурка незаметно исчезли. Иван Николаевич пошарил по столу руками, тяжело вздохнул, а беспокойный сон продолжался. «Вот, я их не могу отыскать, а они сами появились, дали о себе знать. Только почему же скрылись?» — продолжал Иван Николаевич бредить во сне. Открыл глаза лишь после того, как на веранде гулко застучали каблуки. В комнату вошли Великий и Климов.
— Садитесь, — пригласил Дремов, выпрямляясь.
Когда Великий положил на стол стопку наградных листов, Иван Николаевич взглянул на замполита.
— Смотрел? — спросил он.
— Внимательно, вместе с Петром Ильичом. Думаю, все правильно. Вот только Заикина… Героя бы ему следовало.
Дремов поднял брови.
— Хотелось бы так, но надо, чтобы уж наверняка.
Климов промолчал, а Дремов продолжил свою мысль:
— Думаю, вскоре будут моменты и поярче.
Вбежал ординарец.
— Товарищ командир! Гражданочка тут одна, хозяйка. Просит что-то для детишек.
— Пусти.
В комнату вошла крупная женщина. Небрежно кивнув в знак приветствия, прошла в следующую комнату. Там задержалась недолго. Возвращаясь, остановилась у двери книжного шкафа, переложив кое-что с места на место, удрученно вздохнула, с трудом процедила:
— Кое-что ребятишкам…
Когда дверь закрылась, Климов взглянул вдогонку.
— Этой семейкой занимается СМЕРШ. Есть сведения, что сия мадам здесь проявляла серьезную активность — занималась «просвещением». Ходила в переводчицах и младшая, но с ней пока не все ясно.
— Селяне не очень-то лестно отзываются о хозяевах этого дома, но надо хорошенько во всем разобраться самим…
— Разберемся, — заключил Дремов. — СМЕРШ разберется, — тут же поправился он.
Тем для разговора нашлось бы еще много, но позвонил дежурный и доложил, что подполковника Великого срочно вызывают в штаб дивизии. Взглянув на Дремова, Великий недовольно чертыхнулся:
— Черт знает что, опять горячку порют…
Офицеры ушли, а Дремов решил наконец отдохнуть. В дверях показался ординарец с каким-то альбомом в руках.
— Это откуда? — спросил он у солдата.
— Это? — с отвращением посмотрел на альбом солдат. — Вон там, на нижней полке лежало. Дрянь какая-то…
Дремов взял альбом, открыл обложку и не поверил своим глазам: на него смотрела, нагло улыбаясь, совсем нагая, та самая гражданочка, которая только перед этим заходила «кое-что прихватить для ребятишек». «Неужели она?» — возмущаясь, задал сам себе вопрос Дремов.
Переворачивая толстые листы альбома, Иван Николаевич чувствовал, как его трясет какой-то озноб. Негодующе восклицая, он то яростно бил кулаком по валику дивана, то брезгливо морщился. Изредка попадалась на карточках и младшая сестра, наряженная в форму полицая. «Ишь, стерва! Натянула на себя шкуру!»