Чтоб не увидели на выходе... Мое фото с железом на руках это же крах! Все мои акции, моя нефть, мои рудники, никель...
Олейник спросил Мысько:
А корреспонденты разве приглашены?
Да н-нет...
Упущение, сказал Олейник. Быстро звони в редакцию. Пусть пришлют побольше этих придурков с телекамерами. К выходу!
Задержанный, который нефть-рудники-никель, простонал, словно рука Олейника сжимала ему горло. Двое жалко всхлипывали, а задержанного вора в законе вытащили из-за стола, как мешок с песком. Даже оглушённый, он выглядел страшным, пугающим.
Управляющего банком толчком отправили к двери. Он простонал:
Но за что?
Олейник улыбнулся:
Хорошо, адвоката не требуешь... Уже грамотный. Сколько раз попадался? Ладно, скажу. Сперва проверим, вы у него, вот этого, всего лишь шестёрки на побегушках, подневольная скотинка... или же полноправные партнёры?
Мы не... партнёры...
Подневольные? поинтересовался Олейник. Если окажется так, ваше счастье. Иногда подневольным рабом оказаться лучше, чем партнёром.
В коридоре четвёрка охраны лежала в той же позе, лицом вниз, но на завернутых за спину руках блестели стальные браслеты. Гогика вывели первым, его толстые, как у слона, ноги волочились по полу. Двое дюжих спецназовцев не столько вели его, сколько тащили. Мысько время от времени тыкал стволом в бок, намекая, что тому можно бы попытаться оказать сопротивление... К примеру, сшибить одного, другого, броситься бегом к выходу, где дружки, охрана... у такого человека не может не быть собственной охраны, помимо этой, что приписана к казино.
Сокращая дорогу, так он объяснил, Олейник повёл задержанного через общий зал. Ударом ноги распахнул дверь, на миг замер, ослеплённый тысячами ярких ламп. Это было пиршество света, как от огромных люстр, так и от огромных светильников на стенах. Огромный зал блистал роскошью, но от грохота двери все разом потускнело, и в этом мире стали реальностью только ворвавшиеся в зал фигуры в камуфляжных костюмах. Роскошные женщины и солидные мужчины из властелинов судеб превратились в бледные полупрозрачные тени.
Мысько заорал люто:
Все в стороны!.. К стенам, твари!
Он был страшен, с перекошенным лицом, оскаленными зубами. Палец его дрожал на спусковом крючке, и все в диком ужасе бросились к стенам, освобождая середину зала. Кого-то сбили с ног, кого-то стоптали, острые женские каблучки с разбегу наступали на руки, одному распороли щёку до кости.
Олейник с трудом сдерживал усмешку. Как этот сонный медведь изображает ярость, как изображает... Какого артиста мир потерял!