Труба Иерихона (Никитин) - страница 164

Господин генерал, отрапортовал Ляхич. Мы готовы водрузить звёздно-полосатое знамя на ближайшей сопке!

Он заржал, показывая на всякий случай, что это шутка: чем выше чин, тем меньше понимает юмор.

Ковалеф сказал строго:

Никаких звёздно-полосатых знамен! Идём в ближайший поселок, надо успокоить народ.

Думаете, они обратили внимание?

Нас было слышно за сто миль!

Ляхич сказал с презрением:

Русские тупой и равнодушный скот. В лучшем случае подумают, что манёвры. Их войска часто проводят манёвры, здесь же одни милитаристы!

Ковалеф отмахнулся:

Уже давно не проводят. У них бензина хватает только на генеральские кадиллаки. Но со мной кинооператоры, они должны запечатлеть ликующий народ, что встречает спасителей.

Ляхич кивнул понимающе:

От коммунистов?

Дурак, от китайцев. От коммунизма они, к счастью, отказались сами...

Он зябко передёрнул плечами. Этот коммунизм был страшным призраком для всего западного мира, так как лучшие люди брались помогать Советскому Союзу совершенно бескорыстно, воровали для него ядерные секреты, новейшие технологии, шли за это на каторгу, даже на электрический стул, но помогали... в ущерб своей собственной стране!

И к нашему счастью, подтвердил Ляхич угодливо. Да-да, к нашему.

Ковалеф сказал благодушно:

Миссия ваша будет лёгкой. Это непростая деревня... Лакомый кусочек для нас! Староверы.

А что это?

Бежавшие от злого царя, объяснил Ковалеф с усмешкой, потом от злого Советского правительства... И те и другие их уничтожали. А староверы только хотели, чтобы им не мешали молиться так, как они хотят.

Что-то особое? Сатанисты?

Генерал поморщился:

Да нет, бред какой-то... Как на Востоке возня с суннитами и шиитами. Эти староверы всего лишь хотят креститься двумя пальцами, а не тремя. Мол, если тремя, то два пальца раздвигаются... такие они косорукие!.. а третий пролезает между ними. Кукиш получается!

Ляхич захохотал. Так вместе поржали всласть, есть же на свете придурки, которым так важно, с какого конца яйцо разбивать, какую религию исповедовать, какие флаги носить.

Колёса постоянно увязали в мокрой земле. Синоптики сообщили, что здесь уже с месяц не было дождей, однако под колёсами чавкало, чвиркало, коричневая грязь выплёскивалась вроде бы на сухом месте.

На проселочную дорогу, что шла по берегу Амура, а потом резко уходила в чащу, Ковалеф смотрел с ужасом. Глубокая колея, по сторонам отброшенные, словно рукой великана, огромные деревья с вывороченными корнями. Такие зовут «сушинами», но эти сушины разваливаются рыхлыми мокрыми комьями, будто под Уссурийской тайгой огромное болото с доисторических времён...