Я подскочила на кровати и потянулась рукой в сторону, чтобы схватить с тумбочки будильник и посмотреть, который час. Но Ерохин не исчез, более того – лицо его обрело еще более четкие очертания.
– Саша, – с улыбкой сказал он, – все замечательно.
Не без некоторой опаски я огляделась по сторонам и обнаружила, что мы находимся в полутемной, скудно обставленной комнате. Я сижу на металлической больничной кровати, рукав моего костюма закатан выше локтя. А рядом с кроватью, на металлическом штативе, стоит капельница, в которой плещется некая подозрительно зеленоватая жидкость.
– Что здесь происходит? – Я спустила ноги с кровати, но подняться не смогла.
Какая странная слабость! Как будто бы я две недели провела в бредовой горячке. Но что же произошло? Вроде бы мы находились в палате, ужинали, пили отвратительное шампанское (то есть, простите, божественный нектар), а потом… Потом я ничего не помню, кроме идиотского сна о Степашкине.
– Мне стало плохо? – догадалась я.
– Не совсем, – Ерохин взял меня за руку и доброжелательно пояснил: – Сначала вы выпили шампанского, в котором была небольшая доза снотворного. А потом я сделал вам укол.
– Укол? – тупо переспросила я. – Какой еще укол? Зачем?
– Хотел проверить, как подействует на вас наркоз, – с невозмутимым видом ответил он.
Я похолодела.
– Какой еще наркоз?
– Не волнуйтесь, Саша, все в порядке. Я просто решил сделать вам подарок.
– П-подарок? Дмитрий, говорите прямо, я и так уже чувствую себя полной дурой, – я начала нервничать. Особенно неприятным казалось то, что я была абсолютно беспомощна. Ноги словно вовсе не мне принадлежали.
– Вы же сами сказали, что мечтаете об идеальном лице. Вот я и решил вам его подарить. Саша, это будет выгодно и мне и вам. Вы получите желанную красоту, ну а я буду оттачивать новые операционные методики.
– Оттачивать методики, – нервно хохотнула я, – на мне?! Признайтесь, что вы шутите! Это розыгрыш?
– Да нет.
Только в тот момент я заметила, что улыбка Ерохина не соответствует его взгляду. Губы улыбаются, а глаза пустые. Странное впечатление – кажется, что верхняя часть лица принадлежит одному человеку, а нижняя – совершенно другому. И как я могла не обратить на это внимания?
– Вы же сами сказали, что мечтаете быть красивой. И готовы на чудо, на то, чтобы вдруг проснуться совершенной. И вы толком не могли сформулировать, что именно вам хотелось бы изменить. Я решил, что вы – идеальный пациент.
– В к-каком смысле?
Ерохин принялся мерить комнату широкими нервными шагами.
– Каждый пластический хирург мечтает быть Пигмалионом! Только вот на практике нам приходится работать не с Галатеями, а с ненормальными стареющими тетками, которым хочется избавиться от тройного подбородка.