– Подождите! – Он хотел обнять Надежду на прощание, но не решился и только протянул руку. Уже пустую. – Прощайте. – Замялся, не зная, чего бы пожелать, что не прозвучало бы фальшиво и нелепо, и тут вспомнил из детства – бабушкино: – Храни вас Господь!
– Зачем? – грустно усмехнулась Надежда и ответно вложила свою ладошку. – Если моих не сохранил… Детишки-то у вас есть? Чего-то не видели.
– Есть, дочь. – Лопухов сглотнул в горле ком и хрипло добавил, сам ёжась от такого совпадения: – Девятый окончила.
Старуха вздрогнула и на секунду зажмурилась.
– На юге отдыхает… – Он чуть не добавил «у бабушки» – в последний момент осекся.
Однако Надежда и так это поняла.
– Берегите ее. – Сжала его ладонь, глянула глаза в глаза долгим взглядом, отвернулась и медленно-медленно, словно ноша ее стала еще тяжелее, пошла.
Марии он руки не протягивал – уверен был, что она своей не подаст, – только наклонил голову, одновременно прощаясь и винясь – нет, не за утреннее происшествие, за все. И вдруг ощутил легкое прикосновение к волосам… понял, что прощен… и от этого на душе у него стало еще гаже… Когда он поднял голову, Мария уже уходила… Вот догнала подругу, вот обошла ее и заковыляла впереди…
На работу Лопухов уже не поехал – вернулся обратно. Поставил машину, закрыл ворота, направился было к крыльцу, однако заходить не стал – так и остался стоять во дворе. Выглядывала жена, звала, потом подошла, молча потопталась рядом и, вздохнув, возвратилась в дом. А Лопухов все вспоминал истории старух, жуткие и при этом обыденные, представлял, как они упрямо волокутся сейчас в пыли вдоль трассы, как их сносят к кювету удары воздуха от пролетающих мимо фур, и думал, какую все-таки удивительно подлую жизнь мы себе сами устроили. Подлее некуда. Никакому врагу до такого не додуматься. А мы вот додумались. И сделали. «А может, – вдруг пришло ему в голову, – мы оттого и не боялись никогда врагов, оттого их всегда и прогоняли, что сами себе враги куда большие? И никому нас в этом не переплюнуть?» И еще он думал, что добром все это не закончится. Уже за одно то, что струсили и смолчали, когда стариков, все здесь создавших, как ненужный, отживший хлам вышвырнули с ничтожными пенсиями на помойку, все будут наказаны. Рано или поздно. Так или иначе. Природой ли, Богом ли, потомками или еще кем – но будут!.. И еще со стыдом думал, как редко стал навещать свою мать, живущую рядом с рынком. Хотя на самом рынке бывает почти каждый день. Да и когда навещает – торопится уйти, потому что дела да дела. Уже и сама она боится его задержать – и гонит сразу: иди, мне ничего не надо, иди…