И когда приехал в последний раз старший к младшему на огромном черном джипе, чем-то похожем на лоснящегося, намазанного гуталином крокодила, – сели братцы, как водится, свиданьице обмывать: один – горделиво-весело, другой – все больше и больше мрачнея, потом разругались, еще выпили, помирились до соплей, причем в соплях все больше младший усердствовал, начали ружьями своими друг перед дружкой похваляться, и хозяин дома, над одним братниным дорогим ружьем с кривым видом языком поцокав, зарядил его, глумливо оскалился да и шмальнул из обоих стволов прямо в раскрытое окно. И попал в жену Гречихина, которая в своем дворе, что напротив, через дорогу, чего-то по хозяйству возилась. То ли случайно так вышло, во что плохо верится, то ли решил он одним махом сразу два приятных себе дела сделать: братцу дорогому сытную карьеру подправить (ружье-то его!) и соседям за все сразу отомстить. Потому что, во-первых, соседи были образованные, а образованных он как-то особенно не любил. Плюс они были пришлые – приехали из города фермерствовать, и хотя с этим, благодаря усилиям всех местных и неместных властей, у них получалось плохо, несмотря на каторжный ежедневный труд, – все равно это были для него кулаки, а кулаков он не любил потомственно. К тому же жена Гречихина однажды смазала ему при свидетелях по морде, когда случилось ему походя тощую задницу ее облапать, а едва он в ответ замахнулся – так убедительно сказала: «Только попробуй», – что он сбледнул, не решился. Еще она была заметно беременна – и это счастливо выпяченное пузо тоже его, бездетного, раздражало. Потом, фермер когда-то взял в аренду у местных стариков несколько земельных наделов, которые Толоконников как раз прицелился за бесценок у них же скупить, а не согласятся, так и отобрать – и пусть только попробуют вякнуть. Затем, с появлением соседа вырубка близлежащих лесов стала обходиться Толоконникову дороже – этот гад жаловался, и больше денег приходилось тратить на подмазывание контролирующих госсобственность лиц. А тут еще и жена Толоконникова в последнее время повадилась в соседнем доме прятаться, не давая законному супругу себя должным образом поучить. Наконец, соседи все еще смотрели друг на друга так, как никто и никогда на Толоконникова не смотрел и смотреть не будет… В общем, много накопилось у него к ним жгучих претензий, много. Вот он и шмальнул крупной дробью, практически не целясь. И проследил с блаженно расплывшимся лицом, как соседка вскрикнула, опустила голову, посмотрела на свой вдруг покрасневший живот, обняла его и медленно осела набок. А потом диким зверем закричал выскочивший из дома Гречихин. Бросился к жене, упал на колени рядом, стал бестолково что-то делать, пытаться унять кровь, которой становилось все больше, больше и больше…