И я отчаянно вру, что ты в Москве, на работе.
Мне кажется, я была довольно сносной милиционершей. Старалась не мучить тебя бабьими капризами, не роптать на свою судьбу. Но сейчас… У меня предчувствие: кто-то от телефонных звонков перейдет к охоте на тебя. Как ты там, мой самый лучший человек?..»
Зубцов бережно сложил письмо. Конечно, нервы у Нины не совсем в порядке, но о ее тревогах надо поставить в известность товарищей в Москве.
Неделю он в Краснокаменске. Подтвердились его опасения: в архивах не нашлось новых данных о событиях двадцать первого года. А прогнозы генерала Шадричева пока не оправдались: никто не проявлял интереса к Зубцову, никто не появлялся возле Агнии Климентьевны.
2
— Позвольте!
Незнакомый голос был надтреснутым, хрипловатым. «Голос завзятого пожилого курильщика», — определил Зубцов и включил свет. Человек у двери на мгновение заслонился рукой, тотчас же отвел ее и улыбнулся:
— Товарищ Зубцов? Не удивляйтесь, уважаемый Анатолий Владимирович, я, прежде чем постучать к вам, навел справки у коридорной. Я — Кашеваров Степан Кондратьевич, журналист, ваш земляк-москвич. Подвизаюсь на исторических темах в разных печатных органах. Сюда по командировке… — Он несколько иронично назвал популярный журнал. — Заболел темой сбережения тайги-матушки, борьбой против сибирского шелкопряда. Здешние ученые нащупывают любопытные биологические методы защиты леса. Даже препарат изобрели — инсектин. Вирусом, знаете ли, по гусенице…
— Извините за вторжение, — продолжал Кашеваров. — К вам, дорогой земляк, у меня оказия наисмешнейшая. Привык служить музам по ночам, но перед тем, как подсесть к столу, непременно должен приложиться к кофейничку. Этакая бальзаковская причуда. А растворимый кофе, как на грех, позабыл в Москве. Здесь же этого полезнейшего продукта не сыщешь днем с огнем. Ежели запаслись, одолжите баночку.
«Такая пространная тирада», — усмехнулся Зубцов про себя и сказал радушно:
— Что может быть проще. Прошу вас, садитесь, пожалуйста. — Он открыл чемодан и, подавая кофе, пожелал: — Пользуйтесь на здоровье.
— Кабы на здоровье. — Кошеваров вздохнул горестно. — Ведь сущее зелье. От него и давление повышается, и бессонница гнетет, и годы убавляются. Но и не обойтись без него, особенно ежели работа…
— Даже про шелкопряд не рождается без кофе?
— Сибирский-то шелкопряд — это, между нами, так… для покрытия дорожных расходов, на табачок, да на чай с сахаром, то бишь на кофе. — Кашеваров лукаво и дружески, однако же без тени фамильярности, слегка подмигнул Зубцову. — А соль дела в том, что давненько меня влекла, как Пушкин говаривал, даль свободного романа. И вот по пословице: «Седина в бороду, черт — в ребро…» дерзнул на старости лет, перед выходом на пенсию… — И оборвал фразу, будто вначале интересного эпизода обозначил: продолжение следует…