— Скажите лучше, Карл, — спросил его профессор, — что нового вы собираетесь подарить науке?
Будгофт усмехнулся:
— Труд о влиянии тугих мундирных воротников на зрение солдат.
— Но это, скорее, медицинская проблема, — улыбнулся профессор. — Вы шутник, Карл! С вашим умом и знаниями, — льстиво добавил он, — вы давно могли бы подарить рейху что-нибудь исключительное.
— Профессор, — живо отозвался Будгофт, — я весь к вашим услугам. Желаете кислотные растворители для трупов умерщвленных вами младенцев? Какая будет экономия в топливе! Ведь вы, кажется, отправляете их в крематории?
— Вам не следует много пить. И, кстати, среди моих пациентов нет никаких младенцев. Вы все преувеличиваете.
— Преуменьшаете, вы хотите сказать?
— Бросьте, Карл! Каждый из нас делает свое дело.
— Делает, но по-разному.
Профессор, будто не расслышав, услужливо наполнил коньяком узкий сверху и широкий снизу бокал, который держал в ладонях Будгофт. Тот машинально сделал несколько глотков. На впалых висках инженера выступили капельки пота. Глядя на господина Шика, он спросил:
— Слушайте, господин Шик. Знаете, как называют военнопленных у нас на стройке?
— Если нарушение не носит очень злостного характера, кладут на козлы и отпускают ни в коем случае не свыше двадцати пяти ударов по мягким частям тела.
— А кто считает эти удары?
— Конечно, сам провинившийся.
— А если он после десяти — пятнадцати ударов теряет сознание?
— Делают перерыв.
— И кто должен потом продолжить счет?
— Он же.
— Но человек, едва придя в сознание, не способен считать.
— Естественно.
— И тогда его забивают насмерть?
— Солдаты действуют по инструкции, — напомнил Шик. — Считать обязан провинившийся, и он сам виноват, если не использует предоставленного ему права. — Спросил обидчиво: — Вас самого разве не пороли в школе? И отец не порол? Странно!
Чтобы предотвратить вспышку ярости Будгофта, Вайс предложил ему прогуляться по парку. Тот, несколько смущенный своей горячностью, охотно согласился.
Темные шеренги лип с култышками обрезанных ветвей, скорлупа льда на дородках, тонкий, жалобный месяц...
Лицо Будгофта было почти таким же белым, как и его волосы.
Он сказал Вайсу с отчаянием:
— Вы не представляете, какой это яд — лагеря!. .
— Почему же не представляю? — Иоганн усмехнулся. — Вы, очевидно, забыли, к какому роду службы я принадлежу?
— Но вы же не гестаповец?
Вайс ответил:
— По убеждению — нет.
Будгофт подхватил оживленно:
— Вы правы, среди нас есть гестаповцы не по службе, а по образу мышления.
— Вы имеете в виду тех? — Вайс кивнул по направлению к дому.
Будгофт спросил: