Турнир (Самохин) - страница 2

– Отозвать гвардию? – неуверенно вопросил император. – Дать им немного порезвиться? Глядишь, и нам кусочек веселья достанется.

– Завтра Танец Трех Лун, – напомнил вдруг шут.

– Ну и что? – император безразлично пожал плечами. – Он бывает трижды в году.

– И год Белого Единорога.

– Раз в столетие и это случается, – философски отметил император, целясь огрызком в своего верного слугу.

Шут, увернувшись, сварливо пробурчал:

– У тебя мозги от безделья жиром заплыли… – и, наткнувшись на недоуменный взгляд, снисходительно пояснил: – Проход откроется на рассвете в другие миры.

Император глубоко задумался. Целую минуту он беззвучно шевелил губами, считая варианты и отрешенно взирая куда-то вдаль.

– Возмущающий фактор… – пробормотав это себе под нос, он кровожадно ухмыльнулся. – Неплохая идея… – и нетерпеливо махнул рукой карлику: – Быстро зови Хранителя!


Танец Второй Луны

Вовка влетел в блудняк. Еще две недели назад все было просто замечательно. Жизнь катилась по накатанной колее неумолимым бульдозером, была интересная работа, новенький загородный дом и перспектива карьерного роста. Все изменилось в один миг.

Впрочем, обо всем по порядку.

Родился он в самой, что ни на есть, пролетарской семье. Папа был ответственным работником МИДа, а мама занимала скромный пост секретаря – референта завотделом финансового аудита Внешторга. В общем, обычные родители, как и у большинства его сверстников.

В шесть лет его поймали с сигаретой в зубах, после чего Вовка был подвергнут воспитательной беседе. Мама, громко охая и держась рукой за сердце, глотала корвалол из хрустального фужера, папа, никогда не доверявший отечественной фармакологии, предпочитал народные способы лечения.

Беседа наложила первый отпечаток на хрупкую, ранимую душу юного курильщика. Тогда он впервые узнал, что аисты не существуют. Как, впрочем, и капуста. Был и второй отпечаток, материальный. Он представлял собой зеркальную копию пятиконечной звезды пряжки отцовского дембельского ремня. Звезда, числом в дюжину, в течение двух недель украшала бледно-розовые ягодицы Вовки.

Когда ему исполнилось десять, случилось второе потрясение его безоблачного детства. Из веселого пионерского лагеря он до конца каникул был препровожден в глухую деревушку тьмутараканской области. К бабушке. И почти два месяца компанию ему составляли гуси, козы и драчливый петух по кличке Отелло.

Была еще и утка, которая служила будильником. Крякать она начинала ровно в шесть утра – секунда в секунду. Гимн Советского Союза, доносящийся из хрипящей радиоточки, заканчивался одновременно с завершающим щелчком клюва. Затем ее швейцарский механизм испортился, и утка превратилась в курник. О том, что переход на зимнее время происходит в октябре, бедное животное просто не знало.