Еще во время дождя у витрины местной газеты начали толпиться люди. Витрина висела низко, и читать сообщение могли одновременно лишь те, кто стоял совсем близко от нее. Но и те, что уже прочитали, не спешили уходить: вновь и вновь перечитывали они сообщение. Толпа росла. Одни старались пробиться к витрине, другие заглядывали через головы, но им ничего не удавалось прочитать, кроме заголовка: «Провокации японской военщины»…
Группа студентов-выпускников вышла из института.
— Что это? Что там такое? — спросил Сергей Заякин у человека, который боком выбирался из толпы.
— Японцы провокации устраивают в Монгольской Народной Республике, — мрачно ответил незнакомец. — Бои сильные идут. И наши тоже там…
— Наши войска?
— Ну да. Так и сказано: советские и монгольские войска.
— Не может быть!
— Прочитайте сами.
К студентам подошел декан факультета.
— Что это, Владимир Александрович? Война? — спросил Сергей. — Так, пожалуй, и госэкзамены не успеем сдать.
— А кому ты там нужен? — насмешливо и зло спросила Аня. — Чтобы под ногами у добрых людей путаться?
Сергей обиделся и торопливой скороговоркой выпалил:
— Воевать так воевать! Пиши в обоз на самую последнюю повозку! Там наверняка пригожусь!
— Вместо пугала? Смотри ты, как расхрабрился!
— Не знаю, что и сказать. Очередной шантаж, как на Хасане, или что-то посерьезнее? — Профессору хотелось прекратить неприятную перебранку. — Думаю, что начать войну они не посмеют. Теперь не девятьсот четвертый год. Японцы уже имели возможность в этом убедиться.
— Реакционная военщина никогда умом не отличалась, — заметил Геннадий Иванович.
— Так-то оно так, — неопределенно пробормотал кто-то и замолчал.
— Пошли в общежитие, — предложил Дедушкин. — В семь часов по радио будут последние известия.
По дороге Аня и Сергей отстали. После долгого молчания Сергей заговорил, будто размышляя сам с собой:
— Из-за этой проклятой близорукости я скоро окажусь никому не нужным человеком!
— Перестань! — оборвала Аня. — Городишь всякую чепуху, а потом разыгрываешь трагедии! Какой ты неуравновешенный, право. Раскричался, как петух на навозной куче!
— Аня!
— Как тебе не стыдно? — продолжала она наседать на Сергея. — Начал хвастаться перед Владимиром Александровичем.
— Я сказал то, что думал. В случае войны я не останусь в стороне.
— Ходишь мешок-мешком, а мечтаешь о военной службе!
— Так я же ничего такого не сказал…
— Глупо получилось! Очень глупо…
Но это уже было началом примирения. Вскоре они сидели на скамейке около общежития, укрывшись одним пиджаком.
* * *
Всего четверо суток оставалось Нине отдыхать. Она уже с грустью думала о том, что придется вернуться в опустевшее на лето общежитие. Другие уезжают домой, а ей некуда. Хоть бы найти на лето какую-нибудь работу…