- Ничего себе - Алексей разлил остаток - как они сразу с тобой так долго говорили! Чем ты их убедил, если не секрет?
- Не долго и не сразу - Николай отломил боковину рыбы - правила любительской радиосвязи я со времён совка помню. Каждый сеанс максимум пять-семь минут. Много их было, сеансов - он закинул в рот изрядный кусок, со вкусом прожевал - а чем убедил? Вот этим - он показал на трансивер.
- Не понял? - Алексей решил пока сделать паузу.
- Что непонятного? А, ты ведь это дело ещё в школе забросил. В конце каждого сеанса связи я им говорил новую частоту, с шагом по сетке. Мне что, только кнопки нажать. Они настраивались и каждый раз убеждались, что моя частота не уходит. Тогда это обеспечивалось сменными кварцами, а двадцать штук кварцев с таким узким разносом частот ни у кого быть не могло. Но даже кварц не может дать такую стабильность как синтезатор частоты с термостатированием ... - он посмотрел на Алексея - ладно, не буду тебя грузить техническими подробностями. Я им ещё все виды модуляции продемонстрировал - однополосную, с подавленной несущей, даже узкополосную эф-эм. А что б совсем убедить, дал послушать собственные голоса и работу на ключе в записи. Вот это их доконало - магнитофоны в частном пользовании появились только после войны.
- Они тебя за агента гэ-пэ-у, наверно, приняли - поддел его Алексей. С чекистами у Николая были свои счёты. Его дед по отцу, строивший цеха завода дизельных двигателей и ещё какие-то объекты, как раз в начале сорокового года загремел за вредительство. Хотя какое вредительство мог совершить двадцатипятилетний прораб, комсомолец и ярый на тот момент сторонник Советов, дед ему не рассказывал. Только после его смерти Николай нашёл истёртую справку о реабилитации от пятьдесят шестого года, в которой значилась знаменитая статья - пятьдесят восемь - десять. Если бы не близкая война, закатали бы его куда-нибудь на Колыму, а так он продолжал делать то же самое, но под конвоем. Во время войны вывезти из области зэков его лагпункта не успели, слишком быстро продвигались немцы. Лагерники разбежались и разошлись кто куда. Дед Николая с женой и двумя детьми перебрался к родне в Старый Салтов, где успел поучаствовать в подпольной борьбе против оккупантов. Потом история повторилась - перед самым освобождением Харькова его загребает гестапо. Расстрелять не успели, на этот раз быстро драпали немцы. Но от фильтрации бывшего подпольщика это не спасло. Отсидев полгода, он выходит, но через три года садится вновь, уже плотно и без сантиментов. Кантоваться на нарах деду предписали до шестьдесят третьего года, но смерть вождя и бериевская амнистия вернула его в семью. Вот такой хэппи-энд.