- Нет - Олег немного задумался - точно, двадцать второе июня в воскресенье будет, через год, когда немцы нападут.
Фёдор помрачнел.
- Слушай, ты про войну говорил - он немного замялся, пытаясь сформулировать вопрос - как мы воевать будем, как победим - он снова замолчал. Олег ждал, уже догадываясь, о чём он спросит, - а с нами что будет?
Олег молчал, не зная как ответить. Что можно было сказать этому отличному мужику, растящему троих самых прекрасных деток на свете? Добившемуся, как догадывался Олег, руки и сердца весьма непростой девушки Антонины. Что ему можно было сказать? Олег мысленно выматерился. 'Если нечего сказать - говори правду' вспомнил он изречение древнего философа. Только правду, решил он, и будь что будет.
- Из вас пятерых в живых останется только Полина - единым дыханием отрубил он.
Фёдор качнулся, но удержался на ногах. Олег с тоской смотрел, как злая весть пробивает его сердце и уже начал жалеть о своём решении. Но Фёдор выстоял. Сжав кулаки, он минуту стоял с невидящими Олега глазами, потом как-то резко выдохнул и расслабился.
- Антонина знает? - спросил он уже практически спокойным голосом.
- Да - Олег почувствовал, как его то же прохватывает мандражная волна - Вероника утром сказала.
Фёдор кивнул, сел рядом. Помолчав несколько минут, он спросил Олега:
- Что надо сделать, чтобы этого не случилось?
- Ну ... - Олег хотя был готов к такому вопросу, но несколько растерялся - самое простое - уехать вместе с нами в Харьков, - другие варианты ему почему-то в голову не пришли.
- Бежать, значит - Фёдор опёрся руками на завалинку, повернулся бледным лицом к Олегу - нет в бегстве спасения, поверь мне, Олег. Отец мой не стал бежать от плохой жизни. Не у себя, нет - он заметил сомнение в его глазах - бедно жили крестьяне здесь при царе, очень бедно. С детишками на пашню, на покосы ходили. Возьмут с собой самых малых и ребят постарше, краюху хлеба, лук и картохи немного. Вот и вся еда. Целый день под солнцем, родители робят, старшие за младшими смотрят. Жара, оводы. Каково ребятёнку, представляешь? Идут вечером домой, чуть не плача, - помолчал, нехотя продолжил. - Отец мой станционным смотрителем был, жалованье неплохое получал. Но как увидит этих ребятишек, обгоревших, уставших, искусанных, всё у него внутри переворачивалось. Поэтому пошёл за большевиками в семнадцатом, не мог видеть страдания народные.
- Лучшего хотел - добавил Фёдор после длительной паузы. Олег молчал, поражённый силой, с какой говорил эти слова железнодорожник.