- Иронизируете, ваше право. Каждый отбивается как умеет. Но если однажды я перестану любить, это будет означать только то, что у меня больше нет легких. Сейчас вы здесь, сейчас здесь свет женщины, и несчастье перестает быть нормой жизни. Пять часов утра, там все кончено, камня на камне не осталось, то есть теперь нужно строить заново. После того как все было обращено в прах, наступает момент изначальной цельности, нетронутости. Я пою вам сейчас первобытный дикий гимн - это единственный способ выразить то, что было прожито. "Илиаду" называют эпопеей и восхищаются тысячами описанных в ней героических сражений. Гораздо труднее вызвать в памяти супружеские пары, мирно доживающие свой век; а между тем они-то и представляют собой наши самые прекрасные победы. Может быть, вы не поймете" как я любил, и продолжаю любить, другую женщину, и поэтому отвернетесь от меня. Вы скажете: "Хватит нам, женщинам, быть вечно отдающими матерями". Нет! Забудьте про эти скитающиеся и ищущие друг друга половинки. Я говорю вам о паре: в союзе двух сердец уже не разбираешь, кто земля, а кто солнце. Это существо другого порядка, другого пола, из других миров. Вы станете говорить мне о "независимости"; эта пресловутая "независимость" сепаратистов, раздельные уборные "М", "Ж", где мы запираемся, чтобы с нежностью отдаться себе, любимому. "Независимый" мужчина, "независимая" женщина, это шум издалека, с вечно одиноких ледяных полюсов, оттуда, где нет ничего, кроме собачьих упряжек, и где нужно благоговейно слушать и молчать: удел обездоленных. Сейчас вы меня покинете, но некоторые мгновения зацепятся в памяти. Эфемерность живет вспышками, и я не прошу счастья в долг. Я посмотрю на часы, встану, оденусь, поблагодарю вас: "Спасибо, что составили мне компанию, время пролетело так быстро, надеюсь, мой голос не слишком потревожил соседей"; вы сможете привести себя в порядок, причесаться; мы "обретем свое сознание", как говорят ясновидящие, ясновидящие - само слово звучит как кипящее масло в крови. Это так банально, так часто происходит на нашем блошином рынке, мы довольствуемся побрякушками; все у нас легковесно, как паутинки; любовь давно поистрепалась, все затаскано до дыр; мы хотим заглушить эхо, потому что оно повторяется, но чтобы заставить нас самих повторить что-нибудь, сперва потребовалось бы вырвать нам голосовые связки. Вы ничем на нее не похожи, именно этим вы и утверждаете ее постоянство.
- Мишель, Мишель...
Она присела на кровать, рядом со мной. Может, она и слушала меня, но голоса у нас еще не было. Наш голос - пока еще только способ драть горло.