В голове всплыло воспоминание — рисунок, сделанный Хенриком в самые трудные отроческие годы. Он тогда замкнулся в себе, спрятался в незримой пещере, куда ей не было доступа. Луиза сама ненавидела подростковый возраст, время прыщей и всяческих комплексов, мыслей о самоубийстве и жалостливого гнева по поводу несправедливостей мира. Хенрик был полной ее противоположностью, все держал в себе. Но однажды вышел из пещеры и молча положил рисунок на кухонный стол. Весь лист был выкрашен в кроваво-красный цвет, только внизу вырастала черная тень. И все. Он никак не пояснил рисунок и не сказал, почему отдал его ей. Но она решила, что поняла.
Страсть и отчаяние постоянно сталкиваются друг с другом, и их единоборство в итоге, когда жизнь прошла, не выявляет победителя.
Рисунок Луиза сохранила. Он лежал в старом сундуке дома у Артура.
Посылал ли Хенрик рисунки Арону? Еще один вопрос, который ей хотелось ему задать.
Слабо гудел кондиционер, какое-то многоногое насекомое медленно ползало по потолку.
Еще раз она попыталась обдумать случившееся. Распахнув все свои чувства, вернулась в прошлое, стараясь отыскать связующее звено и объяснение смерти сына. Осторожно двигалась маленькими шажками и думала, что Арон словно бы находится рядом. Он был близок к ней сейчас, ближе, чем всегда, начиная с первых месяцев брака, когда они любили друг друга и все время страшились, что в их общности расстояние займет слишком много места.
Ему она пыталась изложить свои мысли, словно беседовала с ним или писала письмо. Будь он жив, он бы сообразил, что она пыталась понять, и помог разгадать то, что она только смутно предполагала.
Хенрик умер в своей постели в Стокгольме, напичканный снотворными. На нем была пижама, простыня натянута до подбородка. Для Хенрика это был конец. Но был ли это конец истории или чего-то, еще продолжающегося? Может, смерть Хенрика лишь звено в длинной цепи? Он что-то обнаружил здесь, в Африке, среди умирающих в Шаи-Шаи. Что-то, превратившее неожиданную радость или, как выразилась Назрин, скорее исчезнувшую грусть в чувство страха. Но отчасти здесь присутствовала и ярость, желание Хенрика взбунтоваться. Против чего? Против чего-то, что крылось в нем самом? Что его мысли, его мозг крадут или прячут так же, как мозг Кеннеди после убийства в Далласе? Или же он сам пытался вломиться в чей-то чужой мозг?
Луиза ощупью двинулась дальше. Словно бы продираясь сквозь леса вокруг Свега, где валежник и заросли кустарника не дают идти вперед.
У него была квартира в Барселоне и крупные денежные средства. Он собирал статьи о шантаже больных СПИДом. В нем нарастал страх. Чего он боялся? Того, что слишком поздно понял, что вступил в область, где подвергался опасности? Видел ли что-то, чего ему не следовало видеть? Обратил ли кто-нибудь на него внимание или сумел прочитать его мысли?