— Привет! Я тут расположилась, ничего? Я сейчас уйду.
— Что ты, сиди. А мы прямо от тебя. Учебники вот забрали.
Она безразличным взглядом скользнула по сумке с книгами.
— А-а… Как там гость наш, сидит? Не убрался еще?
— Сказал, завтра уезжает.
— Я не про то. Ночует он у приятеля, вот и жду, уберется когда. Попросилась у Марии Николаевны посидеть.
— Да ты сиди, сиди. Хочешь, чаю принесу?
— Пили уж, Мария Николаевна угощала.
Мы с Виктором уселись на койку.
— На работу, значит, поступаешь? — задумчиво сказал Дельфин.
— Ага. Только очень трудно устроиться. То есть устроиться-то можно, да куда хочу, туда не берут, а где берут, там, пожалуй, не справлюсь…
— А куда ты хочешь? — спросил я.
— Мало ли… Не решила пока. Педагогом хотелось быть, да без образования, сами знаете…
— Зря школу бросаешь, — огорченно сказал Дельфин. — Можно сказать, сук рубишь, на котором сидишь…
— Вот и была бы педагогом, — поддержал я. — Без образования все-таки нельзя. Приходи к нам в девятый, а? Отметки ведь нормальные…
Лидка встала. Показалось мне, что она выросла за последние дни. Правда, после экзаменов я ее еще ни разу не видел. Стала выше ростом и вроде похудела.
— Нельзя мне в школу. Сами видите, работать должна. Мишка мал, его дорастить надо, мать больная. Только она скрывает, а я-то знаю, что больная.
Она шагнула к своей жакетке на вешалке у двери, вытащила из кармана сигареты.
— Курите? Я курю, только, чур, секрет!
Мы с Витькой закурили для компании, правда, скоро нам надоело глотать дым, и мы притушили свои окурки.
Лидка в своем черном свитере и потрепанных джинсах, с огоньком сигареты у губ казалась какой-то непривычной и странно обаятельной.
— Зря ты куришь, Лид, — сказал Витька. — Терпеть не могу, когда женщины курят.
— Да? А я терпеть не могу, когда мне делают замечания, — резко ответила Лидка. — Дошло?
Она беспокойно зашагала по комнате, наконец нашла себе место — уселась на корточках у стены. В полумраке попыхивал огонек сигареты.
— Заладили: «школа, школа», — расстроенно заговорила она. — Будто и сама не знаю, что десятилетка нужна. И отец твердит: «Школа». Знал бы он, каково маме.
— Разве он не помогает?.. То есть материально? — промямлил Дельфин.
— Смех один. Сначала скрывался, потом приходить стали гроши какие-то. Я была против. И чтобы не приезжал. Мать: «Ладно, ладно», а выяснилось, что эти копейки все-таки брала. Ненавижу всякое крохоборство! Смотреть противно.
— Это не крохоборство, это закон, — осторожно сказал Дельфин. — Положено — бери.
— Плевать я хотела! — Лидка тряхнула головой, темные спутанные пряди взметнулись и закрыли половину лица. В сумраке сердито поблескивал один только глаз да рдел огонек сигареты.