— Роман Петрович, давайте же сумку… — начала я и продолжила более чем неоригинально: — Рада за вас, что вы нашли работу… не век же вам таскать тяжести на стройке…
— Да, я это понял, вы рады за меня, если не шутите, — ответил он, даже не пошевелившись, чтобы вернуть мне злополучную Васькину вещь.
— А отчего же мне за вас не порадоваться? — спросила я. — Что-то не так?
— Нет, все нормально, вы сами видите, — в голосе его я услышала язвительные нотки.
— Ну и как, вам легче, Роман Петрович?
— В каком смысле? Не понял… — сказал он.
— Все у вас утряслось, вы ушли со стройки, хотя я не понимаю, зачем вы вообще там работали… с вашими возможностями. И… с Ритой… — имя нахалки слетело с языка помимо воли, — у вас все наладилось.
И зачем я брякнула это? Какое мне дело?
Он растерялся, удивился, или ловко разыграл удивление?
— Рита? При чем здесь Рита?
— Но как же, Роман Петрович… — я замолчала, злясь, что начала этот разговор и, более того, так необдуманно окликнула его. Хотя, он же не отдал мне сумку.
— Дарья Васильевна… — начал Лудовин, помолчал, вздохнул, потом продолжил:
— Вы так убиваетесь о своей сестре, но напрасно, совсем зря.
— Я не убиваюсь, мне просто не совсем понятно… не совсем понятны ваши поступки, Роман Петрович!
— Какие поступки?
— Вы прекрасно понимаете, какие…
— Дарья Васильевна, я не могу разгадывать ваши загадки, скажите, чего вы хотите от меня?
— Я? От вас? — взорвалась я. — Ничего, абсолютно ничего не хочу! Прощайте, Роман Петрович, надеюсь, что больше вы никогда не возникните на моем пути!
Я двинулась в сторону машины и через пару шагов сообразила, что сумку он так мне и не отдал.
— Роман Петрович! Вы отдадите мне сумку или нет? — ринулась я обратно.
— Вы все-таки хоть что-то хотите от меня, — произнес он, не сделав ни малейшего телодвижения.
— Отдайте сумку! — взревела я.
— Возьмите же, — он стащил ее с плеча и протянул мне.
Я дернула сумку к себе.
— Что за дурацкие игры? Я вам кто, девочка?
— Нет, вы очень… привлекательная женщина, — сказал он, отпуская ремень сумки.
Еще не хватало, чтобы он начал отпускать мне какие-то сомнительные комплименты!
— Прекратите, Лудовин! Вам есть кому говорить такие вещи и делиться вашими рассуждениями! — бросила я в сердцах и снова рванула к машине. На сегодня хватит! Слишком много всякого негатива, слишком много!
— Мне некому говорить и не с кем делиться! — Лудовин остановил меня, схватив за локоть.
— Отпустите же, что вы себе позволяете! — возопила я, пытаясь вырваться из его хватки.
— Простите… сам с собой в раздрае, — сказал он, отпуская мою руку. — Но, подождите… все же скажу: у вас гну… трудный характер, и вы совсем не та женщина, и я не хочу быть ни подписью на объяснительной,