Мне сотни раз приходилось наблюдать, как равнодушная, «дикая» публика перед нашими подмостками становится публикой азартной, весёлой, «домашней». В тот вечер прекрасная метаморфоза оказалась особенно впечатляющей.
Даже старикашка-ректор вплетал в общий хохот своё дребезжащее «хи-хи». Невыразительная компания горожан сразу сделалась обаятельной и милой; профессорские жёны порозовели, а сами профессора казались шкодливее любого студента. Все мы работали в охотку — так бывает, когда стараешься не из-за денег, а из одного только удовольствия. Даже Гезина казалась естественнее обычного, а Флобастер вообще превзошёл сам себя.
Эгерт Солль смеялся, как сумасшедший, и улыбалась его жена; Луар пристроился в первых рядах, нервно комкая полу своей куртки и маясь в ожидании пантомимы.
Наконец, Муха объявил короткий перерыв; публика осталась на местах, веселясь и попивая вино, а за кулисами развернулась лихорадочная подготовка к действу, которое должно было стать гвоздём программы.
Гезина и Муха помогли Луару облачиться в широкий серый плащ с капюшоном, благо такой нашёлся у нас в сундуках. Никто не знал точно, похож ли Луаров наряд на облачение служителей священного привидения Лаш, но пантомима есть символ, а не настоящая картинка из жизни. Главное, чтобы зритель понял, о чём идёт речь.
Бариан и Гезина надели маски — очень дорогие медные маски, соперничающие в красоте с лицами супругов Солль, но только совсем на них не похожие. Муха приготовил лист жести — для грома и молнии, они ведь обязательно должны быть во всякой героической истории. Флобастер и я в оба уха нашёптывали Луару сюжет предстоящего действа — в сотый раз, и ребёнок бы запомнил.
Сюжет был прост и эффектен: госпожа Тория любит господина Эгерта, злодей-Фагирра разлучает влюблённых и пытается погубить прекрасную Торию — но храбрый Эгерт отвоёвывает невесту и сочетается с ней браком…
— И убивает Фагирру, — шептал Луар, как сомнамбула. — Дайте Бариану кинжал…
Он краснел и бледнел попеременно — мне приходилось всё время напоминать ему, что это всего лишь игра, шутка, не надо так волноваться… Но он волновался всё равно. Первый выход на сцену есть первый выход на сцену.
Флобастер настроил лютню, пожевал губами и дал знак начинать.
— «Игра об Эгерте и Тории»! — объявил Муха, и публика запереглядывалась, загалдела, повторяя друг другу столь интригующее название. Госпожа Тория зарделась и вопросительно глянула на мужа — тот насмешливо закатил глаза под лоб.
Я спряталась за занавеской таким образом, чтобы видеть происходящее на сцене — и в то же время наблюдать за господином Эгертом. Флобастер коснулся струн — и пантомима началась.