— А чем ваши догадки хуже моих? — сказал он.
— Догадки здесь никого не интересуют. Нам нужно знать точно. Например, вы сказали, что скакали вокруг, не приближаясь ни к танцорам, ни к дольмену? Вот доктор Оттерли, да и другие, кого мы опрашивали, говорят, что вы подходили к самому дольмену — это было в момент кульминации действия — и стояли там неподвижно как статуя.
— Неужели? — удивился он. — Я, например, не помню толком, что я делал. Неужели вы думаете, что все остальные так уж хорошо все помнят… Вполне возможно, что вам просто навешали лапши.
— Если вы клоните к тому, что я ввожу здесь всех в заблуждение, — сказал доктор Оттерли, — то этот номер у вас не пройдет. Я абсолютно уверен, что вы стояли за дольменом — достаточно близко к нему, чтобы заметить там лежащего Лицедея. Простите, инспектор, что я встрял в разговор.
— Ничего страшного. Видите, Бегг, — и они все так говорят. Показания сходятся.
— Дело дрянь, — сокрушенно покачал головой Саймон.
— Если вы действительно стояли за дольменом, когда Лицедей там прятался, вы должны было видеть, что там с ним происходило.
— Да не видел я. И не помню, чтобы я там стоял. Вряд ли я был где-то поблизости…
— А вы могли бы поклясться в этом — при всех?
— Конечно!
— И в том, что не помните, как веселили народ Бетти и Эрнест Андерсен?
— Они что — сцепились из-за секача? Значит, я слинял до того, как они начали.
— А вот и нет! Простите, сэр, — снова вмещался доктор Оттерли.
— Нам известно, что Щелкун не только смотрел на них, но и издал что-то вроде ржания, перед тем как удалился через заднюю арку. Было такое?
— Может, и было. А может, и не было. Хрен его знает. Что, я должен все помнить?
— Вы же помните все остальное, что было до этого, и помните отлично. А потом у вас вдруг случился приступ слабоумия — так, что ли? И как раз в самый ответственный момент. А между тем все видели, как вы стояли за дольменом.
— Ну, значит, стоял, — очень спокойно сказал Саймон и вытянул губы, словно собрался свистеть. — Если как следует порыться в памяти…
— Считаю своим долгом сказать вам, что, на мой взгляд, как раз в это время — с конца вашей импровизации и до того, как вы вернулись (кстати, примерно в этот период к вам вернулась и память), — произошло убийство Вильяма Андерсена.
— Но вы же не хотите сказать, что это я его разделал, — сквозь зубы процедил Саймон. — Бедолага…
— А вы на кого-то думаете?
— Нет.
— Что же вы уперлись как баран — нет, не знаю… — с досадой бросил Аллейн. — Упрямство вас не красит. Если, конечно, это действительно упрямство.
— Но хоть на этом-то все, учитель?