— Опять этот Эрни, — проворчал Аллейн.
— Что поделать, сэр. И вот, Эрни вернулся без него, а вместо этого привез записку, которую нашел в дверях — Лицедей всегда оставлял им записки. Ну и там говорилось, что, мол, сыграть не смогу, пусть справляется Эрни. Записку отправили доктору Оттерли — он как раз обедал у госпожи Алисы Мардиан.
— Записка у вас?
— К счастью, доктор положил ее в карман — теперь она у меня.
— Прекрасно.
Кэри достал пожелтевший от старости бланк с нацарапанной карандашом строчкой:
Не смагу придется дать Эрни. В. А.
— Почерк его, — сказал он. — Это точно.
— А возможно предположить, что он почувствовал себя лучше и все-таки решил играть и поэтому подъехал по пути с этой леди?
— Сыновья так и думают. Да он им сам сказал, когда приехал.
— Неужели!
— Вообще-то рассуждать было особенно некогда. Ведь Эрни уже нарядился в Шута, и ему пришлось срочно переодеваться для роли Разгонщика толпы, а сын Даниэля, который занял его место, попросту оказался в дураках. Ему оставалось только присоединиться к зрителям. Кстати, он все подтверждает. Мол, все так и было, когда неожиданно приехал старик.
— То есть совершенно точно, что во время представления Шута исполнял старик?
— А как же иначе, мистер Аллейн? Разумеется. Они же все там были — Пятеро Сыновей, Скрипач, Бетти, Конек и Шут. Сыновья были как сыновья. Я велел им при мне вытереть лица. Бетти исполнял внучатый племянник госпожи Алисы — молодой мистер Стейне. Он работает в Биддлфасте адвокатом, а сейчас живет у своего отца — местного пастора. Конек, или, как они его называют Щелкун — это Симми-Дик Бегг — у него еще автостоянка в Йоуфорде. Эти все тоже при мне сняли все свои причиндалы. Значит, Шута мог играть только Лицедей, причем все время. Больше некому. Восемь человек готовы поклясться, что видели, как он одевался в костюм и выходил вместе со всеми.
— И оставался все время на виду, до тех пор пока…
Мистер Кэри основательно приложился к пивной кружке, после чего поставил ее, вытер рот и хлопнул по столу.
— Вот именно! — громыхнул он. — До тех пор, пока во время своего танца, или — как ее там — пьесы, они не обнаружили, что отрубили старику голову. Брр! — Мистер Кэри поежился. — До сих пор перед глазами стоит. Эта глупая рожа — маска — торчит из скрещенных мечей, а потом — дзынь! — и мечи в стороны. Падает кроличья голова, а потом и сам Лицедей — за камень. Это же уму непостижимо! На виду больше чем полусотни зрителей…
— Вы хотите сказать… Да нет… — пробормотал Аллейн, — такого не может быть.
— Я как раз собирался спросить вас, — вмешался Фокс. — Ведь вы не хотите сказать, что они могли отрубить ему голову в тот момент, когда…