– Да, безумием! – повторил он с пафосом. – Главное – выйти чистым из этой войны. Я имею в виду не то, что будут говорить о тебе, хоть и этого не сбросишь со счетов, а чтобы сам ты себя ничем не мог упрекнуть. Вот что важно! Чтобы можно было прямо смотреть людям в глаза, чтобы, когда возвратятся, наконец, наши, мог приветствовать их с открытой душой! Хотя, простите, – умело осекся, – не обращайте внимания на мою болтовню. Иногда меня что-то кольнет – и порю всякий вздор. Понимаете, все время душевное одиночество, не с кем поговорить… Извините и не обращайте внимания.
– Говорите, – подняла на него глаза Мария. – Вы так хорошо сказали, что я едва не заплакала.
– Что говорить! – махнул рукой Сливинский, а сам подумал: “На сегодня хватит, как бы не переборщить”. И оборвал разговор, заметив: – Легко слово молвится, да не скоро дело делается…
Принес чайник, налил Марии большую кружку. Поднимаясь с подушки, она нечаянно чуть оголила плечо. Покраснела, как девчонка, – ей почему-то все время было стыдно под внимательным взглядом пана Модеста. Мария сердилась на себя за то, что так опрометчиво впустила в свой дом совершенно незнакомого человека, но в то же время не хотела, чтобы он исчез. “Увлеклась, словно гимназистка, – бичевала она себя, но тут же находила оправдание: – Однако было бы просто неучтиво выпроводить его”.
Вновь и вновь вспоминала, как смело кинулся Мо shy;дест Владимирович на вооруженного ножом бандита. Такой человек не может быть плохим. Правда, есть в нем что-то неприятное. Но что? Может быть, он чуточку сладковатый, что ли? Но нет, ей это просто кажется. Разве можно путать притворство с подлинным уважением? Да и как ему иначе себя держать с женщиной, оказавшейся в такой беде? Ее растрогало, что он такой деликатный: заметил, как она смутилась, когда сползло одеяло, и сразу отвернулся.
– Вы где-нибудь работаете? – спросила его вдруг Мария.
Насупился, махнул рукой.
– Предпочитаю дома сидеть. Когда-то я хорошо зарабатывал и, будучи любителем живописи, покупал картины. Постепенно составилась неплохая коллекция. Теперь приходится ее разорять, отрывая каждый раз кусок от сердца. – Вздохнул. – Хлеб насущный всем есть нужно…
– Но ведь можно было как-то устроиться.
– Это не для меня, – ответил серьезно. – Я инженер, как говорят, путный. – И бросив на Марию внимательный взгляд, добавил: – Мне размениваться на мелочи вроде бы неприлично.
“Так вот ты какой!” – обрадовалась Мария, а сама зевнула, как бы давая понять, что хочет спать. Модест сразу же встал со своего места.