— Не-ет, — тихо проворчал он. — Чего мне радоваться? Она сама по себе, а мы сами по себе.
Но все-таки несмотря на чувство жалости, весть о том, что Крыса в тюрьме, носила в себе и нечто приятное. Мишка вдруг почувствовал себя легче, свободнее. До сих по его кошмаром угнетала мысль, что когда-нибудь он может снова очутиться у Крысы, а теперь этот гнет отпадал. Невольно сорвался с губ опасливый вопрос:
— А ее скоро выпустят?
Митька безнадежно свистнул.
— Ну, нет. Нам-то ее никогда не увидеть.
Только теперь Мишка вспомнил, что так и не спросил у друга, откуда у него такие поразительные новости. Он с удивлением поглядел на Митьку.
— А как ты узнал?
— Про Крысу?
— Ну да.
— А на станции.
Красавчик шире раскрыл глаза.
— Сашку-Барина встретил, — пояснил Митька как-то нехотя. — Он мне и сказал. Замели ее, когда она фартовое покупала. Сашка говорит, что пауки давно за ней следили. Узнали как-то про ребятишек ейных. Говорят, у нее и краденые ребята были…
Митька остановился и бросил на приятеля хмурый взгляд.
— Ты тоже краденый, — угрюмо добавил он.
— Я краденый?
Мишка даже привскочил.
Шманала продолжал лениво, точно не замечая движения приятеля:
— И ты краденый и Сонька Горбатая… А Сашка-Барин звал меня работать с собой в Финляндию, — переменил Митька тему разговора, которую, по-видимому, мало нравилась ему.
Заявление это было достаточно, чтобы направить мысли Красавчика в другую сторону. Сразу тревога засветилась во взоре Мишки.
— Звал?
— Звал: «Мы с тобой, говорит, много дел натворим. Ты, говорит, такой, какого мне надо…»
— Ну, а ты?
— Я сказал, что не пойду.
Красавчик вздохнул облегченно и любовно поглядел на друга.
— Так и сказал, Митя?
— Да. Что, я не могу один что ли работать?
Митька отвел взгляд в угол пещеры, точно смутился чего-то.
После истории с портсигаром художника, Шманала почувствовал себя очень скверно. Он ничего не говорил Мишке, но в душе его совершался мучительный переворот. Ему почему-то вдруг опротивело ремесло, которым он так гордился. И это мучило, угнетало его. Ни словом не обмолвился он о том, что предложение Сашки, которым бы он гордился два месяца тому назад, теперь вызывало в нем какое-то странное брезгливое чувство.
Весь вечер Митька был хмур, подавлен чем-то и почти не разговаривал. Красавчик, несколько раз заговаривал с ним о Крысе, неизменно сводя разговор на волнующую его тему о том, что он «краденый». Но Митька не поддерживал разговора, и хмурился еще больше, точно беседы эти были ему крайне неприятны. Красавчик не мог понять, что твориться с другом. Пытался он развеселить приятеля, но ничего не помогало.