Улеглись спать рано, но заснуть не могли. Митька хоть и притворялся спящим, но чуткое ухо Красавчика улавливало в тишине кое-какие звуки, говорившие о том, что Митьке не спится. Он ворочался на своем ложе, и, как показалось Мишке, даже вздыхал.
Красавчика тревожило состояние друга. Несколько раз хотелось ему подойти к Митьке, расспросить его, утешить, если можно было. Он чувствовал, что Митьку мучает что-то, и мучился за него. Однако расспросить приятеля не решался: Митька не любил, когда приставали к нему с участием.
Совсем стемнело в пещере. Только сквозь просветы кустов мутнел бедный сумрак белой ночи. Из лесу доносились ночные шелесты и шумы.
— Миша! — раздался вдруг в пещере тихий оклик. В нем слышалась нежность и глухая тоска.
Мишка встрепенулся.
— Что, Митя?
Молчание.
Охваченный странным волнением, Мишка болезненно-чутко прислушался, но Митька молчал.
— Что, Митя? — снова спросил он, и от волнения голос его задрожал.
— Поди ко мне…
Одним прыжком Красавчик переселился на постель друга. Его встретили две горячие руки и обняли словно невзначай.
— Мишка, — раздалось шепотом, почти над самым ухом, — ты не уйдешь от меня?
Это было сказано с такой непривычной для Митьки тревогой и тоской, что у Мишки невольно прошибло слезу. Он прижался к другу и почти не осознавая что делает, обвил его шею рукой. Митька не сопротивлялся.
— Митя, да что ты?! Что ты говоришь? Зачем? Как же я могу, — взволнованно заговорил Красавчик. — Как же я могу уйти от тебя?.. Мы всегда вместе будем…
— Мало ли что может случиться, — уклончиво заметил Митька. — Вот ты краденый, — помолчав немного добавил он, и по тому, каким тоном говорилось это, видно было, что Митька решил высказать все самое главное, что волновало и тревожило его: — Ты краденый и у тебя могут найтись мать с отцом… Ну, — голос снова дрогнул, — тогда ты и уйдешь от меня… Тогда…
— Нет, Митя! — горячо прервал Мишка, крепче сжимая шею приятеля. — Ей-богу, не уйду… Вот тебе крест…
И Мишка торопливо перекрестился левой рукой, правую он не решился отнять от шеи друга.
— Ну, спасибо…
Точно тяжесть какая-то свалилась с Митькиной души. Мишка почувствовал, что руки Шманалы слегка прижали его стан. Это была единственная ласка, на которую решился Митька. Как бы ни незначительна она была, но душа Красавчика наполнилась ликованием. Он плотнее прижался к другу, но Митька нежно отстранил его.
— Пора спать, Миша.
Было похоже, что Митька устыдился своей слабости.
Больше недели прошло, не внеся ничего особенного в жизнь друзей. Красавчик ежедневно посещал художника, и тот уже успел написать его в нескольких позах. Митька обычно сопровождал друга в поселок, потом возвращался к озеру или бродил по лесу, поджидая приятеля. Два-три часа, что приходилось ему проводить в одиночестве, тянулись как-то чересчур медленно, и Митька удивлялся даже, как ухитрился он в прошлом году прожить в одиночестве целых два месяца. В первые дни, проводив друга, он направлялся на станцию, где и просиживал пару часов, не особенно скучая. На станции постоянно толкался народ, приходили и уходили поезда, внося некоторое оживление.