Она засомневалась, говорить ли дальше, собираясь с силами, а я сидела, потрясенная нарисованной картиной: кто лучше меня знал, что все это именно так?
— Большинство из зрителей и ценителей полагают, что мы все — гомосексуалисты. Они не осознают, что мы выросли на балетной музыке, срослись с нею, что мы выросли из этих аплодисментов, из лести публики, и единственно, что делает нас жизненными — это плотская любовь. После спектакля мы с Джори обычно падали в объятия друг друга, и лишь затем с наших душ спадало напряжение, и мы могли заснуть. А теперь у нас нет этой разрядки. Джори теперь не может слушать музыку, а я не в силах выключить ее.
— Но у тебя-то есть любовник, — вяло сказала я, полностью понимая все сказанное только что ею и не в силах ничего возразить.
Когда-то и я, плывя на крыльях музыки, мечтала о любви, отрываясь от реальности мира, и, не найдя любви, буквально заболевала. Этот мир фантазий, балета, музыки я любила более, чем реальный.
— Послушайте, Кэти, пожалуйста, дайте мне шанс объяснить вам. Вы знаете, как неуютно мне в этом доме, когда вокруг нет никого знакомых, когда никто не приходит в гости. Единственно, кому звонят по телефону в этом доме — это Барту. Когда это все произошло, вы с Крисом и Синди вечно были в госпитале, а я, трусиха, была так напугана, что боялась даже показаться на глаза Джори. Я боялась, что он увидит мой страх. Я пыталась читать, пыталась заняться вязанием, как вы, но не могла ни того, ни другого. Я сдалась и стала ждать телефонных звонков из Нью-Йорка. Но никто так и не позвонил. Я гуляла, плакала там, в лесу, смотрела в небо, рассматривала бабочек, опять плакала. Пыталась работать в саду, но ничего не помогало. Потом нам объявили, что с Джори все кончено: он не сможет больше ходить и танцевать. А спустя несколько дней вечером в мою комнату зашел Барт. Он закрыл за собой дверь и долго стоял, глядя на меня в упор. Я, как обычно, лежала на постели и плакала. У меня всегда играет музыка: я пытаюсь остаться в том мире, каким он был для нас с Джори раньше. Барт глядел на меня своими магнетическими глазами, пока я не перестала плакать. Потом он подошел ко мне и вытер мои слезы. Его глаза были такими любящими, такими нежными… я никогда раньше не видела в нем столько доброты, столько сострадания. Он стал прикасаться к моим волосам, глазам, губам. По спине у меня пробежала дрожь. Он наклонился, так медленно-медленно, заглянул в мои глаза и прикоснулся губами к моим губам. Я никогда не предполагала, что он может быть таким нежным. Я отчего-то думала, что он должен желать взять женщину силой. Наверное, если бы он так и попытался поступить, я бы убежала. Но его нежность… она напоминала мне о Джори. И я ничего не могла сделать.