За самым лучшим столиком, у окна, с видом на озеро, в полном одиночестве восседал субтильный уродец надменного вида. Его подкрученные усы торчали двумя ятаганами, эспаньолка напоминала острие копья, в бутоньерке элегантного фрака алела роза. Чем дольше Клара танцевала перед этим смехотворным щеголем, тем неприятнее казался Алеше весь его облик. Особенно жилы, набухшие на лысом черепе, выпученные рыбьи глаза и неестественно длинные пальцы, которыми незнакомец чистил апельсин – будто потрошил маленькое живое существо.
Криво улыбнувшись тонкими губами, человечек бросил танцовщице свою розу. Клара поймала ее на лету, поцеловала и пристроила себе за ухо.
Тут и музыка стихла. Под крики и аплодисменты вакханка подсела за столик к мерзкому карлику. Он наполнил ей бокал шампанским, щелкнул пальцами – подсеменил лакей, неся газовую накидку и бархатные туфельки. Все с жадным любопытством наблюдали за эффектной парой. Когда недомерок опустился на одно колено и бережно надел Кларе туфельки, ресторан приглушенно зашумел.
К кипящему от возмущения Алеше подошел распорядитель Лоди.
– Через минуту ваш выход.
– Кто этот фигляр?
Синьор Лоди всплеснул руками, от ужаса его акцент стал сильнее.
– Как вы можете! Это мсье Д'Арборио! Первый поэт Италии! Современный Данте! Великий патриот!
Алеша нахмурился. Про Рафаэля Д'Арборио он, конечно, слышал, даже читал его изысканные поэмы в русском переводе, но кто бы мог подумать, что любимец декадентствующей публики до такой степени нехорош собой и… гадок, да-да, гадок!
Распорядитель снова объявил «петербургского казака». Пора было выходить.
Едва русские появились на сцене, Фекеш с Воячеком и еще несколько человек из зала (должно быть, германские и австрийские подданные) демонстративно вышли. Стоящий у выхода Лютиков проводил их ленивым взглядом.
Зоммер и его помощник остались сидеть. Они о чем-то сосредоточенно разговаривали, на певца не смотрели. Но всё это Романов заметил вскользь, краешком глаза. Внимание его было целиком сосредоточено на столике Клары Нинетти. Спеть нужно было так, чтобы она отвернулась от своего тролля и забыла о нем, покоренная музыкой.
– «Луны волшебной полосы», – велел Алеша аккомпаниатору.
И запел, как прежде не пел никогда, даже для Симы Чегодаевой, воспоминание о которой именно в эту светлую минуту перестало терзать его сердце – раз и навсегда.
На первой же строфе Клара обернулась, сначала рассеянно. Потом, когда певец нежно призвал подругу спеть с ним в два голоса, обернулась еще раз. И больше уже на своего кавалера не смотрела. Ее взгляд стал нежным, глаза повлажнели. Всё шло просто замечательно!