Но людей Ханна не увидела. Зато совсем близко мелькнула диковинная птица. Причудливый ее хвост, к сожалению, не был распущен, но не оставалось сомнений, что это знаменитый лирохвост.
– Иден, смотри, – только и успела вымолвить Ханна, но птица уже исчезла.
Хартфилд засмеялся.
– Мы повсюду искали эту красоту, но она решила появиться…
– …в самый неподходящий момент, – подхватила Ханна со смехом.
– И разрушила нашу идиллию…
– Ей хватило одной секунды…
– Может быть, она смутилась? – вполголоса молвил Иден, наклоняясь к Ханне, чтобы застегнуть пуговки на ее груди. И вновь от прикосновения его пальцев она замерла как завороженная. – Нам пора, – прямо в ухо шепнул он и уже привычным своим тоном добавил: – Боюсь, сегодня нам придется обойтись без коалы. Мы загулялись, а мне еще предстоят садовые работы – пропалывать, косить, копать…
– Да, время будто заторопилось сегодня. – Ханна старалась говорить как ни в чем не бывало, чтобы скрыть огорчение. – Я бы сказала, что сейчас не больше трех, а на самом деле, гляди, какие тени густые и длинные.
Было уже четыре часа.
Хартфилд поднялся, надел на плечи рюкзак. Рубашка его совсем расстегнулась, открыв широкую мускулистую грудь, мягкую поросль темных волос. Ханне нестерпимо хотелось повторить то, что делал он, и застегнуть эти пуговицы, но мысли о Салли, о времени уже сбили волшебное настроение, и она не решилась. Может, он намеренно оставил одежду в таком виде. Может, ему жарко…
Обратный путь показался короче. Тропа шла под уклон. Двигались они быстрым шагом. Через полчаса Иден и Ханна были уже около машины, которая успела остыть в тени после полуденной бани. Хартфилд быстро натянул свитер, оделась и Ханна. Вот когда понадобился джемпер, который днем мог служить только подушкой.
Ханна понимала, что прогулка закончена, что коалы ей сегодня не видать, что она не сможет даже у ручья умыться.
– Ненавижу подводить людей, – сказал Иден, когда они уже минут десять ехали на предельно допустимой скорости. – Я обещал, что мы будем не позднее половины пятого. С этими сорняками столько возни! А теперь, боюсь, не успею. Салли из-за детей не может задерживать ужин. А потом стемнеет…
– Я могу заняться сорняками, – предложила Ханна.
– Тебе она не позволит работать… и я тоже.
– Но почему?
– Потому что тебе вообще не стоит ввязываться в это.
Ханна молчала. Она расстроилась и рассердилась. У нее перед носом будто дверь захлопнули. Или провели черту, переступать которую ей не положено. Как в клинике – «Посторонним вход воспрещен!»
Той ночью он позволил мне помогать Салли, потому что положение было безвыходное, поняла Ханна. А почему сегодня он так непреклонен? Может, он вообще не хочет, чтобы я появлялась у Салли? Неужели из-за того, что Джина моя сестра? Неужели он по-прежнему считает меня чуть ли не врагом? Или он просто хочет держаться от меня на расстоянии?