Он повествовал о своей длительной борьбе, которую вел, еще просто короли Пруссии, против Франции — эту страну всегда ненавидел. Ненависть родилась давно, когда страной правил Наполеон Великий. Вильгельм, тогда принц Прусский бился против него под Йеной, Лейпцигом, а также принимал участие в Битве народов, что наложила такой глубокий отпечаток на его жизнь, — и в старости он с удовольствием рассказывал о ней своим близким раза три в неделю. Кроме того, были еще победы союзников, реванш сынов прекрасной королевы Луизы, и после долгих лет апофеоз его, Вильгельма, славы: провозглашение Германской империи в 1871 году, в Зеркальной галерее Версальского дворца после победы над Наполеоном, третьим, кто носил это имя…
Надломленный, прерывистый голос извлекал из небытия упрямое дыхание, которое в нем еще оставалось. Рядом с кроватью сидела в кресле такая же старая императрица Августа и глядела, как умирает ее многолетний спутник жизни. Часто рука умирающего касалась ее руки — между ними никогда не существовало истинной любви, но бедная монархиня тоже тяжело больна и так слаба, что дочери ее, великой княгине Баденской, приходилось поддерживать материнскую руку, чтобы та выдержала тяжесть руки умирающего отца.
Мрачность картины дополнялась обликом самой великой княгини: в черном с головы до ног, она носила траур по сыну, а на левом, почти потерянном глазу — черную повязку.
Единственный живой и стойкий человек среди всех теней, собравшихся в комнате умирающего, тот, кто ждал неизбежного конца, покусывая усы, — канцлер князь фон Бисмарк. Тоже стар, но старость его прочная, крепкая, солидная — старость льва, который сознает, что полон еще физических и умственных сил. Но льва той ночью охватило беспокойство: эта запоздалая смерть наступает слишком рано…
Через какое—то время, час—два, но не позже, императором станет другой человек — смерть его, однако, Бисмарк жаждал увидеть до кончины старого монарха, — наследный принц Фридрих Вильгельм: — несмотря на его отвагу и воинскую доблесть, железный канцлер ненавидел его всем сердцем за либерализм и слишком большое благородство, за «современные» идеи, внушенные ему женой — англичанкой Викторией.
Не такой император нужен Бисмарку — он само слово «либерализм» воспринимает как оскорбление. Безжалостный, не имевший слабостей канцлер не признавал ничего, кроме силы, железного кулака без замшевой перчатки. Что касается слова «свобода», он никогда не понимал его значения — для него это что—то вроде постыдной болезни.
До последней ночи он все надеялся — о бог сражений, как он этого хотел! — что новым императором станет не Фридрих III а Вильгельм II. Кронпринц Вильгельм по прозвищу Вилли, — его ученик, и Бисмарк старался не замечать, что принц уже страдает упорной манией величия и стал самым заносчивым воякой, когда—либо родившимся в Германии.