И еще: вы не обратили внимания на то, что он теперь никогда не расспрашивает вас, что вы делаете, где проводите время, как он расспрашивает любого гостя? Он играет с вами на бильярде, – потому что вы играете лучше него, да еще бьется на рапирах и палках – тут вы тоже равны. Но он не вызывает вас ни на бокс, ни на борьбу.
– Да, в этом он действительно может победить меня, – пробормотал Грэхем.
– Понаблюдайте, и вы увидите, что я права. А ко мне он относится, как к норовистому жеребенку, – пусть, дескать, куролесит сколько душе угодно. Ни за что на свете не вмешается он в мои дела. О, поверьте, я его знаю. Он живет по своим собственным правилам и мог бы научить философов тому, что такое практическая философия.
– Нет, нет, слушайте! – торопливо продолжала она, видя, что Грэхем хочет ее прервать. – Я скажу вам больше. Из библиотеки в рабочую комнату Дика ведет потайная лестница, ею пользуются только я, он да его секретарь. Когда вы поднимаетесь по этой лестнице, то попадаете прямо в его комнату и оказываетесь среди книжных шкафов и полок. Я сейчас оттуда. Я шла к нему, но услышала голоса и решила, что, как обычно, идет разговор о делах имения и что он скоро освободится. Поэтому я осталась ждать. Это были действительно разговоры о делах, но такие интересные, такие, как сказал бы Хэнкок, «проливающие свет», что я не могла не подслушать. Эти разговоры «проливали свет» на характер самого Дика, хочу я сказать.
Он беседовал с женой одного из рабочих. Она пришла с жалобой… Такие вещи не редкость в рабочих поселках. Если бы я эту женщину встретила, я бы ее не узнала и не вспомнила бы даже ее имени. Она все жаловалась, но Дик остановил ее. «Это не важно, – сказал он, – мне важно знать, сами-то вы поощряли Смита или нет?»
Его зовут не Смитом – я не помню как, но это не имеет значения, – он служит у нас вот уже восемь лет, работает мастером.
«О нет, сэр, – услышала я ее ответ. – Он все время мне проходу не давал. Я, конечно, старалась избегать его. Да и у моего мужа характер бешеный, а я больше всего боюсь, как бы он не потерял место. Он почти год служит здесь и, кажется, ни в чем не замечен. Правда? До этого у него бывали только случайные заработки, и нам приходилось очень туго. Не его это вина, он не пьет, и всегда…»
«Ладно, – перебил ее Дик. – Ни его работа, ни его поведение тут ни при чем. Значит, вы утверждаете, что никогда не давали Смиту никаких оснований для ухаживания?»
Нет, она на этом настаивала и целых десять минут подробно рассказывала о его приставаниях. У нее очень приятный голосок – знаете, бывают такие робкие и мягкие женские голоса; и, наверно, она очень мила.