Солдаты отпускали язвительные замечания и зубоскалили по поводу его не по росту больших галифе, спущенных обмоток и потрепанной красноармейской гимнастерки, на которой обильная августовская роса перемешалась с выступившим от бега и напряжения потом.
— Ну-с, и кто же это тут у нас? — нарушил, наконец, свое затянувшееся молчание фельдфебель. —
Документы при нем нашли какие-нибудь? — Солдаты ответили отрицательно. — Великолепно! Значит, это или советский разведчик, или… партизан? — последние слова фельдфебель произнес вкрадчивым тоном, остановившись перед пареньком и цепко глядя тому в лицо. — Отвечать! — Он больно ткнул рукояткой плети в грудь задержанного. — Хочешь жить — покажешь нам, где расположен партизанский лагерь. Ну?!
— Я не партизан, — едва слышно прошептал паренек. — Честное слово.
— Возможно, возможно, — легко согласился фельдфебель. — Но… вот кто тебе дал хлеб, ты наверняка знаешь. Ведь так?
Парнишка угрюмо молчал, еще крепче прижав к груди ковригу.
— Ну же, — настойчиво произнес фельдфебель, — я не буду требовать слишком много. Мне будет достаточно, если ты покажешь хотя бы дом. И тогда… пожалуй, я даже пощажу тебя, хоть это и против правил. Что скажешь?
Паренек отрицательно качнул головой.
— Это касается не только меня, — сказал он твердо, — хлеб нужен еще троим. Отпустите меня, они ранены и больны.
— О, это другое дело, — обрадовался фельдфебель. — Отведи нас к своим друзьям, мы их обязательно накормим, а если надо, то и подлечим. Верно, хлопцы? — Солдаты одобрительно засмеялись.
Задержанный дернулся, с тоской глянул в небо и вновь мотнул головой.
— Нет.
— О, как! — изумился фельдфебель, сделав круглые глаза.
— Да что ты с ним цацкаешься, командир, — не выдержал рослый солдат с обожженной щекой, — дай мне этого краснопузого на пять минут, и он нам не только все расскажет, но и впереди твоего Урагана к лагерю на рысях помчится!
— Ну, зачем такие крайности, Сальников, — укоризненно выгнул бровь фельдфебель. — Мы же не звери, а солдаты доблестной Русской Освободительной Армии!.. Автомат! — он требовательно протянул руку. Ординарец, замешкавшись на секунду, начал торопливо сдергивать с плеча ремень, кляня подвернувшийся не вовремя погон.
Паренек словно очнулся от спячки. Он быстро обвел глазами окруживших его солдат, выбрал одного, самого пожилого, с седыми усами и, заметив на его лице явное сострадание, выкрикнул с отчаянием:
— Отец! Что же ты смотришь?!
Короткая, на три-четыре патрона, очередь ударила его в грудь, и он упал навзничь, широко разбросав руки. Краюха отлетела куда-то в траву…