– Плоха. Подстать людям с весьма скромными средствами.
Баенздорф настолько озадачился, что остановился:
– Признаться, я сразу подумал о женщине. Однако привести даму в дрянное место... Нет, Долгополов не таков был. Он жил с шиком, презирал бедность.
– А что, он увлекался женским полом?
– Да не так, чтобы очень... – вновь пожал плечами Баенздорф, словно сомневался. – Симпатизировал иногда, но так, лишь в лице появлялась нега, когда он смотрел на хорошеньких дам.
– В особенности на молодых? – уточнил Зыбин.
– А вы покажите мужчину, интересующегося старухами. Безусловно, он поглядывал на молодых, да только, насколько мне известно, на том дело и кончалось. Он ведь скрытен был.
– Так... – протянул Виссарион Фомич, что-то считая в уме. – А деловых встреч он не мог там проводить?
– Ночью-с? – скептически фыркнул Баенздорф.
– К примеру, засиделся с партнером, оговаривая сделки.
– Не было у него партнеров и сделок, уж я бы знал. Он доход с капитала получал приличный, да имения давали прибыль. Я решительно не знаю, зачем ему понадобилась квартира.
– Недруги у него были?
– Помилуйте, какие недруги? Когда возраст подходит к полувеку, бывшие недруги становятся приятелями. В молодости важны карьера, взлеты, победы, отсюда и недруги появляются, или завистники. А Долгополов карьеры не делал, жил припеваючи. Умерен был, занимал прочное положение в обществе, никуда не совал нос.
– Стало быть, причин убить его ни у кого не было?
– Никаких, – уверенно сказал Баенздорф.
– Не было-то не было, а убили-с, – повздыхал Зыбин.
Виссарион Фомич пребывал в скверном расположении духа, что особенно подчеркивали надутые губы с опущенными вниз уголками. Он сидел в нелюбимом кресле, и вот – нате, вставать пришлось, ведь сиятельство явилось! Зыбин взялся за подлокотники и теперь с натугой силился вытеснить зад из кресла, он даже покраснел.
– Сидите, сидите, Виссарион Фомич, – замахала ладонями Марго.
– Чертово кресло! – Он рухнул назад. – Доколе я мучиться-то буду!
– А надобно отпилить подлокотники, – дала совет она.
– Нехорошо будет, – капризно вспылил он, разозлившись на ее сиятельство, увидевшую воочию, как он толст и неуклюж. Не способен даже из кресла вылезти!
– Не сердитесь. – Марго дружелюбно улыбалась, твердо решив: не получит он повода избавиться от нее. Пусть хоть ругается, хоть дуется, а не получит. – Вы говорили с Баенздорфом?
– Говорил-с, – промолвил он вяло, будто ему было лень языком шевелить, да и глядеть в сторону графини не стал. – Не замечен Долгополов в сомнительных делах и связях, врагов у него не имелось.