Исповедь Камелии (Соболева) - страница 42

Ну и оголила зад в панталонах, тем самым нанося господам оскорбление. Казарский громко свистнул, девица подхватилась и побежала дальше, а он расхохотался. Смеялся и Белев, утирая слезы:

– М-да, как она нас, а? Уморила, ей богу.

– Но какова мерзавка! – смеялся Казарский. – Обрядилась, как та...

– Нет, как вам цена, а? Небось, не стоит и рубля, а запросила по двадцати! Это же мародерство, ей богу.

– М-да, когда б не говорила скверным языком, я б попался.

– Все же приключение, – вздохнул Белев, глядя на туманный свет фонаря.

Но велико разочарование, ах, как велико!


Дверь, поворачиваясь на петлях, заскрипела; Елагин вздрогнул и в ожидании замер, глядя на вход. Она не пришла, как обещала ни через день, ни через два, а он приходил сюда, коротал часы в тишине, мучимый непостижимой силой притяжения этой женщины. Афанасий Емельянович не был влюблен, любовь – это привилегия господ, да и как любить ту, которую не знаешь? Его влекла тайна и та простота, с какой неизвестная отдавала себя. Он даже не задумывался, что имел дело с обычной уличной шлюхой, в его сознании она не связывалась с грязными словами, потому что было в ней нечто упоительно-трепетное, возвышенно-прекрасное и далеко не порочное. Была в ней и сила, что освобождала от неуверенности, давая взамен открытие чего-то нового в себе. Елагину казалось это странным и непостижимым, оттого он ждал встречи с нетерпением, внутреннее чутье убеждало: она придет. И пришла – таинственная, изящная, легкая. Афанасий Емельянович неловко встал, стул упал, он засуетился, поднимая его, а она тихонько засмеялась:

– Зачем же так волноваться?

– Я ждал вас...

– Знаю. Погасите лампу.

Настала темнота. Зашуршали юбки, она, словно видя его, подошла вплотную, прикоснулась ладонью к щеке, затем ее губы зашептали у его губ:

– Я не хотела приходить, но вы не такой, как все.

– Не такой? – спросил Елагин, проглатывая волнение. – Какой же?

– Другой. – И ни слова больше.

Ее гибкие руки обвили шею Афанасия Емельяновича. В ту первую ночь у него возникло ощущение, что он нужен ей так же, как она ему. Сегодня уверился: встреча их не была случайной – эта женщина, сама того не зная, искала его, как и он ее. Елагин другой? Так ведь и она другая, особенная. Афанасий Емельянович не знал, кто она, откуда, почему избрала ночь и улицу. Он понимал, что она скрывалась, наверное, имея серьезные причины, возможно, пряталась от полиции, потому готов был предложить помощь. Сначала, наслушавшись рассказов о ней, его гнало любопытство: что может дать женщина такое, чего он не знал? Когда же провел с ней ночь, понял: свободу без притязаний, свободу без ограничений. Как это все произошло, почему? Дело не только в постели, в чем-то еще... Наверное, в том покое, когда не бывает обязательств, одновременно нет рамок, а есть магическая, необъяснимая сила притяжения. При всем при том он узнал ту грань, которая не позволяет переступить черту и опуститься до пошлости, от которой наутро бывает противно.