– Как я только что сказал, упомянутая картина внезапно испарилась, так и не увиденная публикой. До сегодняшнего дня других свидетельств о ней не появилось. Я сам ищу её следы с тех пор, как посвятил себя этому ремеслу. Доказательствами её существования до сих пор остаются только письма Владимира Рацкина к собрату-живописцу Саврасову и считаные статьи в тогдашней прессе. Осторожность требует ответить на ваш вопрос так: все сведения о сюжете этой картины и о её особенностях являются легендой. Благодарю за внимание.
Под аплодисменты Джонатан поспешил в угол сцены и скрылся за занавесом. Питер, поджидавший его там, взял его за плечо и искренне поздравил.
* * *
В конце дня залы Конгресс-центра в Майами, вмещавшие четыре тысячи шестьсот человек, пустели одновременно. Людской поток растекался по многочисленным барам и ресторанам комплекса. Центр имени Джеймса Л. Найта площадью тридцать тысяч квадратных футов был связан аллеей под открытым небом с отелем «Хайятт Редженси» с шестью сотнями номеров.
После выступления Джонатана минул час. Все это время Питер не отрывал от уха мобильный телефон, а Джонатан не слезал с табурета у барной стойки. Он заказал «Кровавую Мэри» и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. В глубине зала, освещённого бронзовыми светильниками, старый пианист наигрывал Чарли Хейдена. Джонатан наблюдал за сопровождавшим его контрабасистом. Музыкант прижимал к себе инструмент и шёпотом сообщал ему каждую очередную ноту, прежде чем её взять. На дуэт мало кто обращал внимание, хотя играл он божественно. Создавалось впечатление, что эти двое проделали вместе долгий путь. Джонатан встал и положил десятидолларовую бумажку в бокал на ножке, стоявший для этой цели на «Стейнвее». В благодарность контрабасист сухо щёлкнул струной на своём монументальном инструменте. Когда Джонатан вернулся к стойке, купюры в бокале уже не было, хотя дуэт не взял ни одной фальшивой ноты.
На соседний с Джонатаном табурет села женщина. Они учтиво поздоровались. Серебристыми волосами она напомнила ему мать. Наша зрительная память запечатлевает родителей в одном возрасте, словно любовь запрещает нам помнить, как они старели.
Женщина увидела на лацкане у Джонатана значок, который он забыл отстегнуть, прочла его имя и занятие – эксперт по живописи.
– Какой период? – осведомилась она вместо того, чтобы представиться самой.
– Девятнадцатый век. – Джонатан приподнял свой бокал.
– Замечательное время. – Женщина сделала большой глоток бурбона из только что долитого барменом бокала. – Я посвятила ему большую часть своих изысканий.