«Ничего, великий князь купит ей новые!» – со злостью подумал герцог.
Потом ему пришло в голову, что в случившемся есть свои плюсы.
Скверно, конечно, что женщина, которая уверяла, будто любит его, «как никого не любила прежде», позволила себе флиртовать с отъявленным сердцеедом, но было бы еще хуже, если бы она сделала это, уже будучи женой его, герцога.
Теперь он понимал, как глупо было считать, что женщина, которой все восхищались, сможет хранить верность какому-то одному мужчине.
Герцог расценивал это как удар по его гордости и самолюбию.
Он привык, что женщины – и те, кто его интересовал, и те, что были ему вовсе не интересны, – сами падали в его объятия.
А Имоджин дала ему понять, что на нем, как сказала бы его няня, «свет клином не сошелся».
Загрохотала якорная цепь, и когда яхта, покачиваясь, медленно вышла из бухты в Средиземное море, на губах герцога появилась язвительная улыбка.
Дул легкий бриз. Размышляя, какой курс указать капитану, герцог неожиданно поймал себя на мысли, что ему нравится быть одному.
Он уже не помнил, когда в последний раз мог отдохнуть от смеха, болтовни и шумного общества.
Лондонский дом герцога был неизменно полон друзей и родственников, которые считали, что всегда имеют право остановиться здесь, когда приезжают в столицу.
Зато сейчас, в одиночестве, у него наконец будет возможность спокойно почитать и поразмыслить о делах и о своем будущем.
Яхта была уже достаточно далеко от берега. Оглянувшись, герцог увидел сверкающие огни казино на фоне темных холмов.
Пейзаж был великолепен, и князь с усмешкой подумал о тех, кто гостил у великого князя. Ночи напролет они просиживали за игрой и редко отрывали взгляд от столов, а днем почти все валялись в постелях до самого вечера, пока не приходило время вновь усаживаться за зеленое сукно.
«Игра обладает своей притягательностью, – подумал герцог. – И она столь же обманчива, как и притягательность Имоджин».
И, вспомнив об Имоджин, герцог сказал себе, что чем скорее он забудет ее, тем лучше.
Он не хотел хранить в памяти отвращение и злость, которые она вызвала в нем: он считал эти чувства недостойными.
С самого детства герцог никогда не признавал своего поражения и усилием воли заставлял себя забывать те унижения, от которых страдал в школе.
Эта гордость досталась ему в наследство от знаменитых предков и служила постоянным напоминанием о том, что он не должен никому позволять посягать на его достоинство – за исключением, быть может, тех людей, которыми он дорожит.
В детстве отец рассказал ему, как Гладстон однажды составил список своих врагов и запер его в шкафу.