– Я знал, что найду вас здесь, – продолжил он, – и, честно говоря, я намеревался попросить вас надеть венок. Мне хотелось увидеть вас такой, как сейчас, такой, какой я хотел бы видеть вас, когда вы станете моей женой.
– Я не… пойму, о чем вы… – прошептала Мирисса.
– Я говорю. – очень спокойно повторил герцог, – что люблю вас. Причина, по которой я до сих пор не женат, кроется в том, что я никогда не встречал ту, что могла бы дать мне уверенность – проклятие снято и я найду свое счастье в жизни, то счастье, в котором нуждаюсь.
Все происходящее было настолько невероятным, что Нирисса могла только молча не сводить с него глаз.
Медленно герцог обнял девушку и притянул к себе.
– Я люблю вас! – сказал он и прижался к ней губами.
Его поцелуй объяснил Нириссе, почему она чувствовала себя такой несчастной в этот день, почему не находила себе покоя и все вокруг казалось каким-то не таким.
Просто она полюбила этого человека.
Девушка уже тогда чувствовала это, но не осмелилась признаться даже себе.
» Я полюбила его, – думала она исступленно, – еще когда он вошел на нашу кухню, этот самый красивый на свете человек «.
И хотя Нирисса убеждала себя, будто он принадлежит Дельфине, ее непреодолимо тянуло к нему.
С той минуты, как они ехали вместе верхом в то раннее утро, она знала, что, когда его не было рядом, мир для нее пустел и все ее существо рвалось к нему и страдало.
Герцог целовал ее очень осторожно, бережно и нежно, словно боялся спугнуть.
Но мягкость и невинность ее губ вызывали в нем ответные чувства, и поцелуи его становились все более властными, настойчивыми и требовательными.
Он целовал ее, пока Нирисса не почувствовала себя парящей в небе, как будто исчезло все земное в них и они слились со звездами, Вдвоем они стали частью друг друга, их невозможно было теперь разделить.
Руки герцога сжимали Нириссу все крепче, он продолжал целовать ее, и она ощущала такой восторг, которого никогда не испытывала и даже не предполагала, будто может испытывать.
Ощущение счастья сродни было волшебному таинству лесов, которое ей доводилось узнать в детстве, и объединялось в ней с восторженным преклонением перед красотой Лина.
И все эти ощущения сливались воедино с образом герцога, а потом ничто уже в мире не существовало, кроме него и только него.
Руки, обнимавшие ее, губы, любовь к ней, которая переполняла его, она чувствовала ее, потому что отвечала ему такой же любовью.
Только когда герцог поднял голову, Нирисса, взглянув на него, проговорила каким-то совсем не своим, глухим голосом, словно звучавшим издалека: