Бомба не издала ни единого звука. Не слышно было даже шипения гаснущей золы.
Поставив кувшин на соседний столик, Лайл резко бросил, не оборачиваясь:
– Можете выходить. Опасность миновала.
Никакой реакции не последовало, и ему показалось, что женщина не услышала его слов. Однако вскоре она поднялась, и теперь Лайл мог наконец как следует рассмотреть ее. Незнакомка, конечно, была сильно напугана, но даже побледневшее и напряженное ее лицо показалось молодому человеку весьма привлекательным.
Правильные черты были довольно мелкими и изящными, но основную красоту этого липа, несомненно, составляли глаза – огромные, лучистые, темно-фиолетовые в самой своей глубине.
Женщина казалась очень молодой, почти ребенком. Да и вела она себя как ребенок – не глядя на Лайла, проговорила дрожащим голосом, в котором чувствовалось приближение слез:
– Я очень сожалею…
– Сожалеете о том, что не нанесли мне никакого увечья? – иронично спросил Рейберн Лайл.
– Нет, конечно… Сожалею, что доставила вам столько хлопот, – несколько нелогично возразила она.
«Хлопот», как вы изволили выразиться, было бы еще больше, если бы удалось завершить то, что вы задумали, – парировал Лайл. – Сами вы, например, наверняка бы погибли.
Заметив, как ее глаза странно блеснули, он поразился мелькнувшей у него догадке и недоверчиво воскликнул:
– Неужели вы этого и добивались? Так вот почему вы сидели рядом с этой проклятой бомбой, как приклеенная… Так вы знали, что она должна вот-вот взорваться?
Незнакомка снова промолчала, и Лайл, не дождавшись ответа, резко спросил:
– Ответьте честно – вы хотели умереть?
– Д-да… – пролепетала она.
Он с трудом расслышал ее ответ, однако утвердительный его смысл вполне уловил.
– Господи помилуй! – в сердцах воскликнул молодой человек. – Неужели на свете не существует пределов женского безрассудства?
При этом он бросил презрительный взгляд на молодую особу.
– Неужели вы такая идиотка и всерьез полагаете, что, уничтожив мой дом и убив себя, вы хоть на шаг приблизитесь к вашей заветной цели – добиться избирательных прав для женщин?
Видимо, испугавшись гнева, прозвучавшего в голосе Лайла, молодая девица совсем потеряла самообладание. Слезы ручьем хлынули у нее из глаз, и она снова, запинаясь, проговорила:
– Я очень, очень сожалею… Поверьте мне!..
С минуту Лайл не сводил с нее взгляда, а затем решительно направился к двери.
– Пожалуй, мне следует вызвать полицию. Вы ведь этого хотите – выставить себя мученицей, причем любым способом!
– О, прошу вас, не надо… Не отправляйте меня в тюрьму!..
В ее голосе зазвучала такая мольба, что Лайл остановился. Обернувшись к девушке, он спросил: