— Знаешь, у тебя глаза сияют, когда ты что-нибудь придумываешь и замышляешь.
Он удивленно заморгал.
— Правда? Октавия улыбнулась:
— Правда. Как два бриллианта на бледно-голубом бархате.
Норт поморщился:
— Ах, как поэтично!
Она шлепнула его по руке:
— Не издевайся. Возьмем мою карету, или ты предпочтешь идти пешком?
— А теперь кто издевается? — Он засмеялся над ее замечанием. — Попрошу какую-нибудь карету у Брама.
Октавия усмехнулась:
— Ну конечно, мужская гордость.
— Есть немного, ты же знаешь. — Они снова почувствовали, что им легко друг с другом.
— Знаю. — Она пристально смотрела на него. — Спин-тон тоже уже знает?
— Наверняка. — Норту не хотелось пересказывать ей подробности. Это было ни к чему. — Ты перекусишь со мной?
— Это зависит от того, что у тебя есть. Норт позвонил, вызывая миссис Бантинг.
— С каких пор это стало важно? Раньше ты ела все подряд.
Снимая с руки ридикюль, Октавия захихикала:
— Какая наглость вспоминать про это.
Норт улыбнулся, когда сумочка глухо брякнула о стол. Бог знает, что Октавия в ней носит.
— Я помню все, что касается тебя.
Октавия замерла, потом повернулась к Норту и взяла его за руку:
— Не важно, что происходит, Норри. Ты всегда знал меня лучше, чем остальные. Ты ведь понимаешь это, правда?
Норт кивнул, чувствуя, как в горле встал ком:
— Да, понимаю.
— Вот и отлично, — сказала Октавия и вздохнула. С явным облегчением.
Но какой толк от того, что Норт прекрасно понимает ее, если всю оставшуюся жизнь ему придется делать вид, что они вообще незнакомы.
Норт предупредил, что заедет за Октавией на карете Брама, а не на извозчике. Они с Октавией росли на одной почве. Но она выросла в нечто особенное. У нее появилась привычка ездить с удобствами. У Норта — нет. Самое малое, что он мог сделать в таком случае, — обеспечить ей удобства.
Джентльмену нельзя манкировать своими, обязанностями, напомнил он себе. Помимо того, Норта все еще уязвляли ее слова насчет ходьбы пешком. Наверное, по этой причине им владело странное чувство неуверенности. В этот вечер он лез из кожи, изображая из себя настоящего джентльмена — занятие, которое он давным-давно забросил.
Заметила ли Октавия, что он, черт побери, свежевыбрит? Заметила ли, что он постригся и пригладил волосы тонким слоем помады, которую пришлось умыкнуть у камердинера Брама? А если заметила, то понравилось ли ей это?
В принципе не важно, обратит Октавия внимание на его потуги или нет. Было бы проще, если бы не обратила. Норт был не умнее любого другого мужчины, когда дело касалось прекрасного пола, но даже он понимал, что происходит между ним и подругой детства. Их влечение не было секретом друг для друга, как, впрочем, и для всех остальных.