Он смотрел на нее, пока она спала.
Было уже поздно. Очень поздно. Глубокая ночь и усталость во всем теле должны были сморить его. Но сон не шел. Норт чувствовал страх. Он боялся закрыть глаза и не найти Октавию, когда откроет их снова. Кто-нибудь заберет ее, или, хуже того, она уйдет сама.
Поэтому он лежал тихо, не рискуя шевельнуться, не обращая внимания на боль в раненой руке, которую подложил Октавии под голову. Пусть спит. Сейчас Октавию лучше не будить. Утром он выдержит ее раскаяние, ее сожаления, но не сейчас.
— Норри? Проклятие!
— Что-то не так?
Он улегся на спину, чтобы не смотреть Октавии в глаза. Так будет легче вынести то, что она сейчас произнесет.
— Нет. Все в порядке.
— Тогда почему ты так себя ведешь?
Она переживает или обвиняет? И как он должен себя вести? Эта ночь изменила все. Усложнила все. Она что, н понимает этого?
Октавия ласково коснулась его руки.
— Ты жалеешь об этой ночи?
— Я жалею, что меня подстрелили. Ты об этом?
Ему показалось, что Октавия слегка улыбнулась. Поняла, что стоит за его угрюмостью? Поняла, что это напускное, потому что единственное, что пугало его еще больше, чем возможность потерять Октавию, — это желание не расставаться с ней.
— Нет, не об этом. Понятно, что не об этом.
— Это все меняет.
— Мне не хочется, чтобы менялось то, что связывает нас.
Как можно на это рассчитывать? Она хочет, чтобы они остались друзьями, и ничего больше? Должно быть, так. Наверняка она не испытывает такого смущения, как он.
Если ей ничего не хочется менять, значит, она и дальше будет тянуть эту волынку со Спинтоном. Вернется назад в свой мир, а Норта бросит здесь. Он понимал, так будет лучше. Честно, понимал!
— Вот и прекрасно, — пробормотал он. — Значит, ничего не изменится.
Октавия вдруг успокоилась, и это полоснуло его по сердцу.
— Как здорово! Мне так хорошо рядом с тобой! Я готова наслаждаться каждой минутой.
Значит, ей будет о чем подумать, когда Спинтон будет потеть и пыхтеть на ней. Или она испытывает к нему не просто дружеские чувства? Норт терялся в догадках, а проклятая трусость не позволяла спросить напрямик.
Брак со Спинтоном стал бы для Октавии прекрасным вариантом. Она заслужила такую жизнь. Сколько раз нужно повторить себе эти слова, чтобы поверить в них?
Вместо этого Норт сказал:
— Я тоже.
Повисла неловкая, тяжелая тишина. Наконец Октавия отвела глаза и высвободила руку.
— Мне нужно возвращаться. Беатрис, наверное, уже вне себя.
Может, она под боком у Спинтона, но Норт не собирался вмешиваться. Он сомневался, что граф способен на такие авансы. Не думал он, что Беатрис, чопорная и жеманная, согласится на такие отношения.